на кухне. Окна запотели, начало смеркаться, небо стало темно-голубым, поэтому ягоды рябины выглядят почти черными. Как смородина в варенье.
Бабушка поставила на стол две банки варенья: одну к чаю, а вторую – чтобы наверх отнести. И оладьи она тоже жарит с запасом, половину выкладывает в синюю миску, им на ужин, а вторую половину в кастрюльку с откидной крышкой. Полина их так и повезет в лифте, прижимая теплый кастрюльный бок к животу. Так уютнее, и еще для подстраховки. Потому что, когда руки кастрюлей заняты, то обязательно хочется чихнуть, или подбородок чешется, или ресница в глаз попала.
А еще бабушка принесла дачную морковку с балкона и теперь моет ее под краном, превращает из черной и корявой в оранжевую и симпатичную. Надо будет клетчатым зайцам тоже моркови разной налепить. Даже, наверное, специальную грядку сделать. Или не грядку, а ящики, чтобы выращивать морковь на балконе. Вдруг эти зайцы в городе живут, и у них никакой дачи нет?
Полина уже совсем собралась играть в пластилин, но тут Неля сверху пришла. Сказала, что торопится, и чтобы Полина собиралась быстрее. Полина собралась. А Нелища еще долго ела оладьи и ждала, пока бабушка все тесто изжарит. За это время можно было слепить полсказки, между прочим.
Про морковного дракона
Мама спросила, куда им столько морковки, они же не кролики, не морские свинки. У них даже собственной козы нет. Хотя, по маминому мнению, заведи кто козу, ее в этом шалмане не заметят. От козы будет меньше грязи, чем от трех маминых личных детей. Ну неужели трудно после себя тарелки помыть? Все же знают, что мама на работе упахалась как… как… Она даже сама не знает, как кто.
– Как эта самая коза, – подсказывает Полина.
У мамы лицо хмурое. Она засовывает в кухонный комбайн морковку. Он урчит, как теплый и пока еще не очень известный зверь, а сбоку высыпаются мелкие морковочные опилки – сухие, как мамины слова.
Мама не смеется над шуткой. Она сейчас крайне хотела бы узнать у Стаса, почему он каждый день торчит на своей конюшне, хотя у него впереди ЕГЭ. Не мог бы Станислав просветить ее по этому поводу?
Стас отворачивается от холодильника и говорит, что да, мог бы. Поступить за деньги может любой дурак, который догадывается, что лошадь – это что-то такое на четырех ногах, и даже сумеет отличить ее от табуретки. Но если у тебя не будет практики, то из тебя не получится хороший вет. А у них на конюшне каждый день такая практика… Да чего он будет объяснять, все равно не поймете. Он занимается. Да, прямо на конюшне и занимается. И самая последняя кобыла скоро начнет понимать химию на уровне одиннадцатого класса. И…
– И можно не жужжать и не орать? – интересуется Неля из коридора. Она устала, у нее совершенно адский день, ей сегодня весь мозг вынесли. Можно она хотя бы один вечер проживет в тишине, в порядке исключения? Почему у нее на столе опять Полинкин пластилин и фантики валяются?
Уже не очень понятно, кто на кого орет. Но кухонный комбайн замолчал. Будто съежился, чтобы его не замечали.
– Полина,