и бледнело.
– Сами расскажете? Нет? Тогда я… Видишь ли, Алекс, у Натальи Гавриловны не сложилась личная жизнь. Первый муж скончался от чахотки, второго… к слову, он как раз и был генералом от инфантерии… сразила шальная пуля на Кавказе. Нет у нее и сына Васеньки – это выдумка. Пребывать к сорока пяти годам в статусе бездетной дважды вдовы – та еще фортуна… Но на ее пути возник Григорий Михайлович Ольшанский, с которым мы сегодня имели честь познакомиться. Статный красавец, лет на пятнадцать моложе. Допускаю, что с его стороны имела место корысть, ибо имение у Натальи Гавриловны и впрямь богатое. Так или иначе состоялась свадьба, семейное счастье длилось года полтора, а потом Григорий Михайлович, будучи профессиональным этнографом, уехал в командировку в Румынию – собирать фольклор. И не вернулся.
– Не вернулся? – переспросил Максимов. – Это как?
– Отыскал себе зазнобу. Пусть и крестьянского происхождения, зато по летам, невинную, очаровательную… Да ты ее видел. Наталья Гавриловна ждала-ждала, письма писала, а на них – ни ответа ни привета. Обеспокоилась, отправила гонцов, они все разведали и доложили, что ее муженек сошелся с некой Марицей, живущей на хуторе близ Констанцы, и пребывает с ней в довольстве и неге. Так как ее родители на брак не соглашались… а по мне, просто набивали цену, желая продать ее повыгоднее… Григорий Михайлович поселился отдельно, слился, если можно так выразиться, со средой, зарабатывал учительством, а свободные минуты проводил со своей… как ты ее назвал?.. Афродитой?
– Не ее, а другую, – бормотнул сконфуженный Алекс.
– Не суть. Наталья Гавриловна воспылала гневом и в приступе неистовства придумала чудовищный план, как устранить разлучницу и вернуть любимого.
Пышные ланиты Ольшанской сделались белыми.
– Откуда вы все это взяли? – задребезжала она, шевельнув пересохшим ртом. – Что за чушь!
Ее зрачки заполыхали огнем, она стиснула холеные пальцы – вот-вот набросится.
Но Аниту нелегко было вывести из равновесия.
– Вы привезли сюда столько дворни… Моя служанка Вероника – а глаз у нее наметанный – вычислила самых болтливых, они ей все и выложили. А я тем временем расспросила хуторян относительно Григория Михайловича и Марицы. Общая картина вырисовалась ясно, а прочее несложно было достроить дедуктивным методом.
– И что же вы достроили?
– А вот что. Вы отправили своих верных людей – актеров-самоучек – разыграть перед Алексом водевиль. Было очевидно, что, запертый в карцере, он волей-неволей станет глядеть в окно. А там – восхитительное действо в духе Дафниса и Хлои. Надобно признать, что свои сценические этюды они разыграли отменно. Правда, Алекс?
Максимов промычал что-то невнятное. Стыдно было признаться, что кривлянья доморощенных лицедеев он принял за проявление возвышенной страсти.
– Затем, – продолжала Анита невозмутимо, – настала пора подключиться Юрию Антоновичу. Он выступил в амплуа ревнивца, который тоже якобы имел виды на Марицу. Я узнала: недавно в хуторе был на постое