аташка сидела на берегу, уныло глядя вдаль.
Вода в реке сильно потемнела, ветер усилился. Солнце, легко коснувшееся горизонта, унесло с собой и яркость сентябрьского дня, и его уютное тепло, и глубину бездонного неба.
Наташка нахмурилась, вздохнула и, медленно поднявшись, неторопливо побрела в сторону деревни, приветливо глядящей на мир ярко светящимися окнами.
Дома никто не ждал.
Когда-то большая и дружная семья развалилась быстро, растаяла, как снег по весне…
Все началось с деда, который помер нежданно-негаданно. За одну ночь. Лег спать здоровым и бодрым, а утром уже не встал. Никто ничего понять не мог, а деревенская фельдшерица, испуганно моргая, сказала, что инфаркт всегда приходит неожиданно.
Потом мама… Она лежала в областной больнице почти полгода. Врачи успокаивали только тем, что болезнь не смертельная, но лечили долго и как-то безразлично. Мама на поправку не шла, похудела, пожелтела и все кашляла, виновато глядя на дочку.
Два месяца назад мамы не стало.
Когда Наташка, горестно рыдая, ворвалась в кабинет лечащего врача и, не в силах совладать с собой, грохнула кулаком по столу, требуя ответа, тот развел руками, мол, на все воля божья.
И вот вчера бабушке, единственной родной душе, вдруг стало плохо. «Скорая», как всегда, ехала долго, хотя сентябрьские проселочные дороги, еще не изъеденные осенними ливнями, колдобинами и ухабами, не создавали медикам особых трудностей.
Бабушка, лежа на старом диване, тихонько постанывала, держась за бок, но плакать перепуганной внучке не разрешила.
– Детонька, ну, что ты? Чего ты? Милая моя…
Наташка, размазывая слезы по холодным щекам, замотала головой.
– Ой… Не умирай! Останусь одна на всем белом свете…
Бабушка, чуть поморщившись, слабо улыбнулась.
– Детка, всему на этом свете свое время. Всему. Все должно быть вовремя. Надо вовремя родиться и вовремя уйти.
– Нет… – отчаянно зарыдала внучка.
Бабушка промолчала.
Тишина плыла по их большому дому. И только тикали в горнице неугомонные ходики, купленные когда-то дедом на ярмарке, в печке потрескивали дрова, да рыжая кошка, не понимающая человеческого горя, гоняла по прихожей клубок шерсти.
Бабушка подняла на внучку выгоревшие от времени глаза.
– Ты деточка, только мудрости не теряй… Мало ли что может случиться, всякое бывает… Жизнь – штука непредсказуемая, долгая, нелегкая. А только ты помни: надо верить и ждать. Слышишь? Обязательно верить и ждать.
– Чего ждать-то? – Наташка вскинула мокрые ресницы.
– Как чего? Чуда…
– Чего? – внучка недоуменно изогнула брови. – Какого еще чуда? В деревне нашей откуда чудо-то? Ты что, бредишь?
– А как же, – старушка загадочно улыбнулась. – Как иначе? А весна после зимы разве не чудо? А первая зелень в поле, а яблоневый цвет, а ледоход на реке? А рождение ребенка? А радуга во все небо? Разве ж это не чудо?
– Ой… – устало отмахнулась внучка, – скажешь тоже. Нашла чудо.
– Ох, Наташенька, – бабушка вздохнула и покачала головой. – Ты потом поймешь. Повзрослеешь, помудреешь, подумаешь на досуге… Ты только помни мои слова. Обязательно помни! Верь: как бы противно и муторно ни было, встретится и на твоем пути добрый человек, и чудо придет в твой дом. Ты только умей ждать. Отчаяние – плохой советчик.
Наталья подошла к дивану, присела рядом со старушкой и уткнулась ей в плечо.
– Поживи еще… Страшно мне.
Бабушка подняла морщинистую руку, погладила внучку по голове.
– Постараюсь. А ты все же помни… Верь и жди.
Приехала «скорая» и забрала бабушку в районную больницу. Молодой врач в измятом халате поверх синего свитера сочувственно глянул на зареванную девчонку.
– Сколько лет-то тебе? – тихо спросил он.
– Семнадцать, – шмыгнув носом, прошептала Наташка, еле сдерживаясь, чтобы не зарыдать в голос.
Тот покачал головой, наморщил лоб.
– Ты сегодня с нами не езди, – замявшись, пробормотал доктор. – Чего трястись в район на ночь глядя. Как обратно поедешь? Уж ночь на дворе. А послезавтра с утра приезжай, если захочешь…
День прошел.
Наталья, как потерянная, ходила по пустому дому. Есть не варила, ни о чем думать не могла. Хорошо, что тетка Пелагея, мамкина сестра, взялась со скотом помогать. Корову из стада встретила, подоила, овец и кур накормила. В дом вошла, посидела с племянницей немного и заторопилась.
– Пойду я, слышь? Детей спать укладывать пора. Ты, Натаха, поешь, я принесла. Вон в печи кастрюлю поставила. Она подошла к двери, остановилась. – А хочешь, пойдем к нам, а? Поужинаем вместе, я тоже весь день не ела, все некогда… Пойдем, Натаха?
Девчонка безучастно молчала, глядя в темные окна.
– Ну, что ты тут одна будешь сидеть? А? – горестно вздохнула Пелагея.
Племянница