от секретаря я перешла сначала в помощники, а затем в менеджеры: у меня появились люди для управления все более сложными и сложными заданиями.
Подобная естественность, стала следствием того, что я быстро развивалась даже в этой области, бросив вызов себе, я снова стала сама собой и пришла в себя.
С Бьяджио, с точки зрения сентиментальности, история очень охладела. Иначе и быть не могло: у нас совсем разные характеры и взгляды на жизнь, почти антиподы. Мои глаза видели то, чего он даже представить себе не мог. Он сосуществовал в нуар фильмах и не осознавал этого. А сюжет моего фильма - одиночка в семье. Он не мог даже ухватиться за возможность, которую женщина могла представлять для его роста в реальном мире, а не в идеальных районах, всегда прикрытый во всех смыслах спинами родителей. Конечно, я не могла претендовать на изменение человека в возрасте за сорок. Как ни странно, но понимание работы продвигалось хорошо, мы функционировали как два партнера неформальной организации.
Чтобы не думать о сентиментальной пустоте, о несчастье в паре, я работала все интенсивнее, так что, почти не замечала, что отнимаю важное время для моего сына, для его роста.
Бьяджио, тем не менее, продолжал представлять для меня точку опоры, по крайней мере, в том, что мы профессионально построили вместе. Он был правильным человеком, словом не причинял мне вреда, по крайней мере, физически.
Однако, психологически, когда мой успех начал расти, все чаще стали появляться его попытки нападений на мою самооценку: «Ты даже не знаешь, как все работает в Италии», фраза, уже услышанная в прошлом от другого человека по имени Фабио Сави.
С его точки зрения я не адекватна в итальянской системе; по умолчанию он знал ее лучше меня, и поэтому, прав только его образ мышления и его система действий. Меня это огорчало, он большой провокатор со склочным характером, обожал сцены в неаполитанском стиле. Однако я не предполагала, что подобное его отношение проявится и в домашних стенах в воспитании нашего сына. Я пыталась привить какие-то правила, чтобы не поддаваться на каждый запрос ребенка. Говорить иногда и «нет». Безусловно, всегда легче говорить «да» в текущий момент, но кто знает, когда он вырастет, что он начнет требовать, если привык иметь все, что хочет. Бьяджио растил его именно так и исключил меня из воспитательного процесса нашего сына. Так что папа был Богом, а мама занозой. Место и роль матери упразднены, меня отодвинули в сторону: «Многое мама не понимает, она жила в Румынии».
Дома я жила двойной драмой: исключенная как мать и лишенная любви. От Биаджио я видела, все меньше и меньше сочувствия, как женщина, я не чувствовала, себя любимой, не потому, что он меня совсем не любил, я уверена, что это его способ выражения, и в нем по своему, было очень много любви, но я почти ничего не воспринимала.
Жизнь, перипетии, боли, страхи оказали на меня влияние, никогда не сдаваться, не бросать дела на половину и не посыпать голову пеплом, для общего понимания и объяснения. Таким образом, слово «сочувствие» захватило меня.