я позицию, мог был вполне его проглядеть.
Следуя за папой, я вошёл в вагон электрички до Сергиева-Посада, отправление в 21:05, остановки: Лосиноостровская, Мытищи, Пушкино, далее везде. Мы прошли несколько вагонов насквозь в поисках места, в итоге пришлось остановиться в моторном, с деревянными сидениями. Хотя вагон не был забит битком, удобного места для наблюдения мне не нашлось, и я решил пока постоять в тамбуре, к которому папа уселся спиной. До Пушкино он никуда бы от меня не делся, а на двух крупных остановках, возможно, кто-то из его соседей выйдет, и я присяду рядом.
Долгие тридцать минут пути я размышлял, как начну разговор, как преподнесу главное, как докажу, что это действительно я, не отпугнув, а, наоборот, заинтриговав и заставив себя слушать. Важно сходу ошарашить, ввести в ступор, и только тогда уже подавать тезисы и просьбы, пока мозг не очухался и не включил критическое мышление. По опыту я знал, что дальше двух-трёх фраз такой диалог сложно спрогнозировать. Кратко я сформулировал для себя такой сценарий: «Привет! Ага, ты меня узнал! Не волнуйся, да это я и есть. Как докажу? Ну, смотри: первое, второе, третье… Не спрашивай, как и почему, я сам не знаю. Что мне надо? Мне нужна помощь на первое время с жильём едой или деньгами». Дальше уже как пойдёт…
В раздумьях стало вполне очевидно, что с собой молодым мне встречаться не стоило, понимая свою реакцию на такое незаурядное событие. Помимо ненужных вопросов о будущем всего человечества меня бы ждало отдельное сомнительное удовольствие – уворачиваться от вопросов о будущей личной жизни. Не хотелось самого себя почти ни о чём предупреждать, ни от чего предостерегать, весь жизненный опыт мне сейчас казался ценным, повлиявшим на развитие личности. Если что-то исправить, вдруг я в будущем изменюсь, приму другие решения? Отдельно опасался, что могу словить апатию в молодости, зная, что в будущем у меня всё хорошо.
Генеральный план мог бы провалиться, ведь я совсем не подумал, как без денег куплю билет на электричку. Наверное, окружающая обстановка вернула мои мысли и ощущения полностью в то время, когда я минимум дважды в день путешествовал на пригородных поездах по проездному, не думая о билетах. На моё счастье, турникетов на перронах ещё не поставили, да и контролёры не спешили работать.
Моё уединение в тамбуре почти никто не нарушал, не считая продавцов, которые проходили один за другим сквозь вагоны, предлагая разнообразные нужные и ненужные товары в дорогу, газеты, еду, напитки. Пару раз в тамбур выходил покурить какой-то дедушка. Табачный дым, от которого все некурящие в современной России почти уже отвыкли, раздражал меня необычайно. Самое обидное – я не имел права возражать. В те времена было вполне допустимым и естественным курить в тамбуре, бросая окурки прямо на рельсы, в дырку между полом и раздвижными дверями.
Сам вагон был для меня вполне привычной картиной. Обыкновенные ряды жёстких деревянных лакированных лавочек, на которых сидели обыкновенные уставшие люди. Некоторые слушали музыку в наушниках,