никак помешать не могу. Но! В то же время я не могу допустить, чтобы такой порядочный человек, как вы, прозябали на голой земле, укрывшись вашей никуда не годной курткой, которая, разумеется, не спасет от ночного стылого тумана. От него гниют кости, а еще появляется мигрень. Так и быть… решено! Этой ночью вы заночуете в казарме замковой стражи, на моей собственной постели!»
Верзила крепко прижал к плечу древко своего грозного оружия и степенно кивнул в знак благосклонности.
«Благодарю тебя, добрый стражник, – ответил я и совершил самый низкий поклон, на который был способен. – Я с превеликим удовольствием приму твое предложение. Уверен, я смогу обойтись и без ужина, но между тем с большим удовольствием отведаю солдатской каши из общего котла. В вашу честь, добрый стражник!»
Верзила громко расхохотался и всем своим видом выказывал желание немедленно сорваться с места и сопроводить меня до казарм. В последний момент дисциплина взяла верх над ребячеством, он тихонько окликнул свободного от дежурства товарища, который, устало прислонив лысую голову к древку алебарды, дремал на небольшой скамейке чуть поодаль от нас.
«Будь любезен, проводи Отто до моей постели и окажи ему самый радушный прием. Если удастся, раздели с ним кусок вареной свинины, который полагается мне сегодня на ужин. Ступай же!»
Добрый человек, этот верзила-стражник, ох добрый. Я готов простить ему его простодушие и явное неумение разбираться в людях (речь конечно же о пресловутых конюхах и служках с внешнего двора), но не за сытный ужин и мягкую постель, а за его рвение к службе и чувство долга. С мыслями об этом я преспокойно заснул, положив под голову сложенную вчетверо свою плохонькую куртку. Я проспал точно до первых петухов, и с рассветом направился в замок.
***
Едва солнечные лучи пронзили своим ослепительным светом соломенную крышу казармы, я уже стремглав мчался к внутренним воротам, в надежде успеть до того, как к ним нахлынет толпа просителей. Эти чертовы тунеядцы, только и знают, как обивать пороги господ, выпрашивая жалкие крохи, когда у самих амбары наверняка ломятся от зерна, гниющего из-за нехватки воздуха и места. И они еще смеют приходить – просить у господина графа, когда у честных солдат вроде меня нет ни гроша за душой? Да уж, поистине гнилые людишки.
Как бы я не спешил, обогнать толпу попрошаек мне не удалось. Как пить дать, стоят здесь с полуночи, некоторые разложили прямо на деревянных мостках свои котомки и приглашают остальных разделить с ними завтрак. Но я-то на такие уловки не поведусь, понятное дело. Еще потом выставят мне счет или, того хуже, сообщат графу, что я совершенно бессовестно воспользовался их добротой и наглейшим образом уничтожил все их запасы провизии.
Продраться сквозь толпу просителей у меня бы не вышло, даже будь я размером с боевого скакуна. Большой удачей для меня было встретить знакомого верзилу-стражника (как выяснилось из его сбивчивых объяснений, он провел всю ночь на дежурстве, видимо, надеялся