Сермяга оказался в чувствительном настроении и полез обниматься со всеми присутствующими. Даже Корча достал ложки и начал выстукивать быстрые мелодии.
Веселье, как заведено у отчаянных людей, было ярким и долгим.
Проснулся Марк ближе к полудню, на удобном, теплом стоге сена. Приподнявшись, он отметил, что лежит в углу небольшой конюшни. Голова болела, но не сильно, осуждающим взглядом его одарила только стоявшая рядом лошадь. Не худший исход.
Ощупав карманы, он с недовольством понял, что куда-то пропали его часы. Может, оставил в «Оленьей»? Отряхнувшись и умывшись водой из бадьи, вор-негоциант вышел наружу.
Вокруг жильцы Земляного города были заняты делами: таскали воду и дрова, громко, а местами и грубо спорили о ценах и хозяйстве, строили и ремонтировали дома. Из широко открытых окон пахло горячей едой и опилками. Сама улица была удивительно чистой: ни луж, ни мусора, ни конских яблок.
В последние годы город уверенно хорошел. Новые чиновники по большей части справлялись со своей работой, губернатор Чернышев энергично отстраивал вверенный ему город. Деревянные избы постепенно уступали место каменным домам, вместо грунта появились мощеные дороги. Москвичи привыкали к хорошему быстро и уже забыли бунты двенадцатилетней давности. В Белокаменной царил порядок.
Марк, впрочем, в этом порядке был лишней деталью. Люди вокруг него принадлежали к системе чинов и сословий, где у каждого было свое место. Каждому дозволялась своя доля: кому-то побольше, кому-то поменьше. Но каждый подчинялся правилам, взамен получая безопасность.
Воры действовали наоборот. Нарушая закон, они отказывались от своего места в системе империи. Они переставали быть привязанными к сословию или месту проживания и принимали, что в любой день их могут арестовать или убить. В обмен они получали редкую вольницу и возможность в какой-то мере вершить свою судьбу.
Марка такой расклад вполне устраивал. В системах ему всегда было тесновато.
Оказалось, что ночью он ушел от корчмы не так уж далеко. Внутри было пусто, в углах лежали осколки стекла. Моряк озабоченно возился с задвинутой в угол скамьей.
– О, живой еще! Ты смотри – ножку разнесли вчера. Ну что за люди! Я их горилкой домашней угощаю, а они вот так…
– Зато какой вечер получился. Это, Ярослав, инвестиция в довольных гостей. Слушай, а ты часы мои не видел?
– Видел, лежат у меня. Ты же их в залог оставил. Уже расплачиваться пришел?
– За что расплачиваться?
– За долг, за что еще. – Моряк нахмурился. – Только не говори мне, что ничего не помнишь.
– Так ведь… – Марк растерянно развел руками. – Какой долг?
– Карточный, Маркуша! Вы вчера карты достали, начали рубиться, меня затянули. Уж не знаю зачем, я-то шулер известный, еще и трезвый. Но ты сам настоял, а потом продул мне пятьдесят рублей.
– Сколько?!
Марк вдруг почувствовал слабость в коленях и сел на стол. Последним, что он помнил с вечера, был протягивающий ему бутылку Сермяга. Потом – темнота и тихий звон.
Моряк