оставайся здесь.
– Я пойду с вами, – сказал Пеллонхорк.
Но я уже вылез наружу, и Гаррел тоже, и Пеллонхорк тщетно толкал дверь, а его рот беззвучно открывался и закрывался по ту сторону черного неба, отраженного в стекле кокпита циклолета.
У двери офиса Гаррел меня остановил.
– Жди здесь. Когда нужно будет, я за тобой вернусь. Понимаешь? Жди. От этого зависят жизни твоих родителей. Все наши жизни. Ты должен мне довериться.
Я кивнул.
Подойдя к двери, он взглянул на меня и отключил замок.
Значит, он знал, что я внесен в список. Я заметил, что его грудь и бедра несколько раздуты. Гаррел закрыл за собой дверь, но я остановил ее ногой как раз перед тем, как она захлопнулась. Я думал, что он заметит, но Гаррел был полностью сосредоточен на том, что находилось впереди. Было слышно, как он быстро идет мимо полок с пьютерией к двери в дальнюю комнату, туда, где находились все источники тепла. По пути он не замедлялся, а я ничего не слышал и сделал вывод, что в главном помещении действительно пусто, как и подсказал ему монитор. Гаррел просто постучался в дальнюю дверь, словно приглашенный гость. Я затаил дыхание. В следующее мгновение дверь открылась и закрылась. Странно, подумал я.
Я мог убежать. Нет, это неверно. Я хотел, но не мог. Как будто стоял на высокой, как утес, вышке для прыжков в воду и не способен был выбрать между длинной и хлипкой лестницей позади и стремительным и неостановимым падением впереди.
Я не мог ждать. Только не когда передо мной стоял такой выбор. Неясно было, можно ли доверять Гаррелу. Я набрал в грудь воздуха. Значит – вперед.
Я проскользнул в офис как можно тише, оставив дверь чуть приоткрытой. Меня била странная дрожь и немного подташнивало.
В дальней комнате у отца, конечно же, были камеры, и к ним можно было получить доступ из офиса. Я спрятался за столом и включил небольшой монитор, чтобы видеть, что происходит.
От того, что я увидел в дальней комнате сквозь рыбий глаз камеры, у меня остановилось дыхание. В двух креслах напротив друг друга сидели мои родители. Мама уронила голову, уткнулась подбородком в грудь и не шевелилась. Значит, это она была тем более слабым источником тепла. Ее уже серьезно ранили.
Исходя из этого, я начал производить расчеты – точнее, попытался. Не знаю, как далеко я в них зашел, прежде чем внутри у меня все развалилось и я попросту бросился с воплями в дальнюю комнату, с грохотом распахнул дверь и подбежал к маме. Может, если бы я был больше похож на отца, то не стал бы этого делать.
Кто-то, вероятно Гаррел, выкрикнул: «Стой!» – и все замерли. Я стоял на коленях и обнимал маму. Ее щека, к которой я прижался, была теплой, и я подумал, что она плачет, но слезы были липкими и совсем не слезами, а кровью.
– Он ребенок, – хрипло сказал мой отец из другого кресла. Я услышал скрип древесины.
Кто-то взял меня за плечи и поставил на ноги. Я огляделся. Кроме Гаррела и моих родителей, в комнате было еще трое мужчин.