приказал паломникам сдаться, вернуться к соблюдению карантинных правил и не пробовать сойти на берег.
Трудно сегодня сказать, в полной ли мере был осознан этот приказ, но хаджи пришли в страшное волнение. Они поняли одно: сейчас их снова посадят на карантин, и теперь-то уж они все точно умрут. Карантин был для них дьявольским изобретением коварных гяуров[81], желающих наказать оставшихся здоровыми хаджи, замучить их до смерти и прикарманить их деньги.
В конце концов те из паломников, у которых еще остались силы и которые могли пока что-то соображать, решили, что остаться на окруженной барже – значит обречь себя на смерть, и договорились пойти на прорыв.
И вот, когда хаджи пытались сбежать, петляя по козьим тропам меж скал, переполошившиеся солдаты открыли по ним огонь. Палили и палили, словно перед ними была вражеская армия, явившаяся оккупировать Мингер. Некоторые, должно быть, мстили за своего утонувшего товарища. Прошло не менее десяти минут, прежде чем солдаты пришли в себя и перестали стрелять. Многие хаджи были убиты. Некоторым пули попали в спину. Однако другие, подобно героическим воинам, что бросаются под пулеметный огонь, успели повернуться грудью к солдатам османской армии, убивающим соплеменников на их собственном острове.
Губернатор запретил распространять сведения о случившемся, запретил говорить об этом даже намеками, так что и сегодня в точности неизвестно, сколько хаджи было убито и сколько в конце концов смогли вернуться в родные деревни.
Как лицо, ответственное за эту историческую трагедию, Сами-паша навлек на себя хулу и презрение, ему так и не удалось отмыться от обвинений в предумышленности происшедшего. Он ждал кары от Абдул-Хамида, однако вместо него наказанию подвергли пожилого начальника гарнизона, который отправился в ссылку, и солдат. Во сне паше стал являться седобородый старик, который смотрел на него с укором, словно желая сказать: «Ты же губернатор, большой человек, а совести у тебя нет!», но не произносил ни слова. Упрекавшим его в лицо Сами-паша говорил, что приказ направить на усмирение хаджи военных был правильным. В конце концов, речь шла о спасении острова от холеры. И вообще, это против его правил – потакать бандитам, которые завладели принадлежащим государству кораблем и убили солдата. Правда, затем губернатор обязательно прибавлял, что не приказывал открывать огонь – это была ошибка, совершенная солдатами по неопытности.
Обдумывая возможные способы защиты, Сами-паша счел за лучшее подождать, пока досадное происшествие забудется. Потому он так и старался не пропустить сведения об инциденте в печать, чего ему удавалось добиться какое-то время. В тот период губернатор любил поразглагольствовать о том, что умерших во время хаджа наша религия признает шахидами – мучениками, погибшими за веру, а это есть высочайшее звание, которого может удостоиться человек. Когда в Арказ приходили родственники погибших паломников, чтобы потребовать возмещения за смерть хаджи, Сами-паша