на Солянке. Однажды зимой в сильный мороз, встав, как обычно, рано, чтобы идти в храм, о. Алексий заколебался: «Не остаться ли дома в такую непогоду». [1, с. 51] Но, преодолев искушение, он все же отправился в храм. Там его уже дожидались несколько женщин, пришедших к началу богослужения. Открывая храм, батюшка поинтересовался – откуда они. Оказалось, что почти все пришли к нему издалека – с окраин Москвы. Впоследствии он рассказывал, что тогда подумал: «Когда же они должны были встать, чтобы пешком дойти сюда в такую вьюгу? А я-то сомневался, идти ли мне с ближайшей улицы». [1, с. 51]
В 1914 году началась Первая мировая война. Она всколыхнула всю страну – с каждым днем становилось все труднее и труднее. Беженцы из западных областей, потревоженных войной, наводнили среднюю полосу России и столицу. Война не обошла стороной и семью о. Алексия – его сын Сергей ушел на фронт. Он всю войну прослужил в санитарных частях, так как к тому времени уже решил, что станет священником.
За несколько военных лет нормальная жизнь в стране была нарушена. Появились очереди за продуктами. Введена была карточная система на хлеб. Общее настроение было тревожно-выжидательным.
В это время в Никольском храме произошло чудесное знамение. Отец Алексий очень чтил святыню храма – чудотворную Феодоровскую икону Божией Матери – и часто служил перед ней молебны. Однажды в преддверии событий 1917 года во время молебна он увидел, что из глаз Царицы Небесной покатились слезы. Это видели и присутствовавшие богомольцы. Батюшка был так потрясен, что не смог продолжать службу. К счастью, в то время в храме в качестве помощника настоятеля находился один из иеромонахов Троице-Сергиевой Лавры, ему-то и пришлось заканчивать молебен.
Между тем действительно наступали еще более тяжелые времена – сначала Февральская революция, затем Октябрьский переворот. Обычный ход жизни был сломлен окон чательно.
Число молящихся в храме все увеличивалось; отошедшие было от Церкви, испытав многочисленные беды, устремились в храмы в надежде на помощь Божию. Батюшке приходилось и раньше принимать часть приходивших к нему в своей квартире в домике причта. Теперь же можно было видеть нескончаемые очереди у дверей домика, летом приезжие оставались ночевать во дворе храма.
В богослужении о. Алексия сердца молящихся трогало чтение и пение им покаянных молитв. Великий канон Андрея Критского на первой неделе Великого поста он читал с плачем, плакали и богомольцы. На пасхальной заутрени, как вспоминал его сын, о. Сергий, в письме к духовным детям из ссылки: «Батюшка, радостный и ликующий в эту ночь, со слезами пел древним самоподобном икос, повествующий об оплакивании Христа женами-мироносицами. Чувствовалось, что вся внутренняя его рыдает при словах «и плачим, и возопиим: о, Владыко, востани, падшим подаяй воскресение». [11] Плакал и взывал он о себе, о падших людях, просил даровать всем воскресение.
Сам батюшка к этому времени вступил в тот период своего подвига, когда его увидели тысячи людей, падавших под тяжестью креста. В это