ей (прикованной цепями к стене) приложиться к святым мощам и, по убедительной просьбе отца, остался в этом доме на всю ночь, чтобы усугубить молитвы к святому целителю; святые же мощи, возложив с ковчегом на большое блюдо, поставил в комнате, где больная была прикована.
На другой день, когда игумен и родные больной пришли в эту комнату, то, к удивлению всех и к славе святого великомученика Пантелеимона, узрели дивное чудо: блюдо, на котором лежала святая глава угодника, было полно мира, истекшего от святых мощей, и бесновавшаяся была уже совершенно здоровою. Прославив вместе с семьею врача Милосердого Бога и святого страстотерпца Пантелеимона, старец Савва в то же время был утешен присоединением всего этого католического семейства к Православной Церкви; истекшее же миро оставил исцеленной девице, так как ради нее и в ее комнате благоволил угодник Божий источить его.
При жизни того же игумена Саввы в монастыре Русском находился один наемный врач, намеревавшийся здесь остаться навсегда и послужить Господу в монашеском, ангельском, образе; но, прожив немного, он подвергся обычному в монашестве искушению, которым испытывается произволение человека и познается твердость его намерения и истинность любви к Господу. Спадший с неба денница, желая отклонить врача от избранного пути, стал внушать ему, что он и в миру может угодить Богу и там может совершать добрые дела, а между тем жить в довольстве, не терпя тех лишений, которые неизбежны в монашеской жизни. Искушаемому и еще неопытному в различении козней диавольских нетрудно было увлечься такими внушениями вселукавого, всегда прикрывающего свое коварство какими-либо благовидными предлогами; нетрудно потому особенно, что врач, кроме основательного знания своей науки, обещавшего ему безбедную жизнь в городе, имел еще у себя значительную сумму наличных денег. Признав намерение свое вступить в монашество неосновательным, он решился устроить (как это бывает с искушаемыми) жизнь свою в миру так, чтобы и Богу угождать, и себя не стеснять. Такое уклонение он считал непогрешимым, а потому объявил игумену о перемене своего намерения и на следующее утро полагал даже окончательно оставить монастырь. Но, видно, светлые эти (по его мнению) рассуждения не были угодны Богу, всегда пекущемуся о нашем спасении любоблагоутробно и милосердно. Братия обители, узнав об отъезде доброго врача, пришли утром проститься с ним и проводить его; но, к ужасу своему, нашли его до того обезображенным, что он не имел и вида человеческого: голова и все тело его до того опухли, что больно было смотреть на несчастного! Волосы с головы и длинной бороды его отпали, неестественная опухоль всего тела сделалась так велика, что трудно было пронести его в дверь. Он нисколько не был и похож на человека, и только по голосу, едва слышному, могли узнать в нем несчастного врача, только вчера виденного ими в полном здоровье.
С искренним раскаянием в своем заблуждении он чуть слышным голосом просил пришедших, чтобы взяли