пока мы шли через весьма обширный приусадебный участок к особнячку Ольги и Славы Матвеевых.
…В моей памяти мгновенно пронеслась картина годичной давности – новоселье.
Славик, только что отгрохавший это двухэтажное чудо евродизайна с черепичной крышей, похожий на самодовольного немецкого бюргера, стоит на крыльце дома и, улыбаясь, с достоинством пожимает руки мужчинам и целует галантно ручки дамам, идущим чередой (как на вручение «Оскара») из подъезжающих навороченных тачек.
Тут же где-то неподалеку порхает, излучая неподдельное счастье, изящная фигурка Оли в каком-то умопомрачительно прозрачном и дорогом платье. Светит ласковое летнее солнышко, и жизнь, как вы сами понимаете, представляется абсолютно безоблачной.
Я, помнится, тогда насмотрелась практически на весь городской бомонд. Многие мерзкие рожи до сих пор трудно выковырять из визуальной памяти – профессионализм, черт побери. Вот только, «ху из них был ху», я сейчас, хоть убей, не помнила.
Ну и, конечно, под икорку да семгу не пожалела влить в себя столько шампанского и коктейлей, что наутро пожалела…
«И что теперь, и где все это. И долговечен ли был сон?..» – на память тут же пришли строки любимого поэта, пока я ключами, выданными мне Алиной, открывала многочисленные запоры.
В доме все было тихо и спокойно. Уютно по-вечернему загорелись включенные нами торшеры, лампы, люстры, и я, слегка смущаясь, приступила к импровизированно-несанкционированному обыску.
Что, собственно, следовало искать?
– Аля! – позвала я девочку из детской со второго этажа. – Как мама вела себя в последний день?
– Я подумала, что она из-за чего-то переживает, – ответила прибежавшая ко мне и слегка запыхавшаяся Ольгина дочь. – Мама все куда-то названивала, ходила по дому и переставляла вещи с места на место. А на ужин у нее даже мясо подгорело.
– Когда она уходила, что с собой взяла?
– Ну, сумочку свою коричневую… зонтик…
– А где живет эта тетя Рита?
– Я там только один раз была… где-то возле вокзала…
– Алиночка, а по телефону ты не додумалась тете Рите позвонить?
– Я не знаю ее телефон… хотя… может быть, у мамы в комнате, если там есть в записной книжке…
Ольгина комната – сколько раз я там ни была – не переставала поражать меня тем вкусом, с которым ее отделала и обставила хозяйка. Но сейчас здесь все носило ощутимый налет тревоги и беспокойства.
Брошенный на шикарное кресло комплект нижнего белья (классного!), чего, как я знаю, Оля никогда себе не позволяла даже в самых форс-мажорных обстоятельствах. Ну что за картина? – осколки разбитой чашки возле журнального столика, пепельница, полная окурков со следами бордовой губной помады…
Я порылась в письменном столе своей подруги, что оказалось небесполезным. По крайней мере, теперь у меня в руках были Ольгина записная книжка и толстая общая тетрадь, явно дневникового характера.
Первым делом следовало отыскать телефон Риты. Так, так… вот он! 13-22-77.
Натренированная