малым куском хлеба и каким-нибудь одеянием довольствуется. Сколько, говорю, собирает, хотя знает, что все при смерти оставит. Это действует в нем сребролюбие и лютая похоть богатства, в сердце гнездящаяся. Видим, как человек возносится; каких способов он не изобретает, чтобы его люди знали, хвалили, славили и почитали. Видим, как подобных себе людей презирает и подножием считает, как судит и пересуживает дела их, хотя и сам такой же; как везде первенствовать и над другими начальствовать старается, и прочее. Это действует в нем гордость, гнездящаяся в сердце его. Блудная нечистота, внутри человека кроющаяся, через такие скаредные, такие мерзкие, такие смрадные и бесстыдные дела проявляет себя, что стыдно и говорить! Приникни, человек, в глубину сердца твоего, рассматривай и познавай, какая смрадная тина страстей в нем лежит! Какое видишь зло в ближнем своем, такое и в сердце твоем имеется, за что судишь и осуждаешь ближнего своего, то и в тебе есть, хотя и не проявляется вовне. Божие же око не только внешнее дело, но и глубину сердца видит. [1, т. 2, с. 293–295.]
Какое в скоте и зверях наблюдается злонравие, такое имеется и в человеке, благодатью Божиею не возрожденном и не обновленном. В скоте видим самолюбие. Видим, как он сам один пищу хочет пожирать, со скоростью хватает ее и пожирает, а прочий скот не допускает и отгоняет. Это есть и в человеке. Сам обиды не терпит, но прочих обижает. Сам презрения не терпит, но прочих презирает. Сам о себе клеветы слышать не хочет, но на других клевещет. Не хочет, чтобы имущество его было похищено, но сам чужое похищает. Хочет, чтобы кто-нибудь в нужде ему помог, но сам другим в нужде не помогает. Хочет, чтобы, если голоден, накормили его, если наг – одели, если странствует – в дом впустили, и прочее, но сам другим того не делает. Не хочет себе никакого зла, но желает всякого добра, а другим делает зло и никакого не делает добра. Хочет, чтобы все у него было, а что у ближнего его нет ничего, то его не волнует. Словом, хочет сам во всяком благополучии быть и злополучия избегает, а о других, подобных себе людях, не думает. Вот скотское и премерзкое самолюбие! [1, т. 2, с. 336–337.]
В скоте примечается гордость. То же видится и в человеке. Видим, как бедный человек других унижает, а себя превозносит. Как других презирает, а себя прославляет. Как других обвиняет, а себя извиняет. Как других осуждает, а себя оправдывает, других злословит и хулит, а себя хвалит. Видим, как везде первенства ищет, другими хочет владеть, над другими господствовать, другими повелевать, от всякого почтение иметь. Что означает выдумывание красивых и златотканых одеяний, богатых домов, высоких карет и дорогих коней, богатых трапез, многоразличными кушаниями и напитками наполненных, и прочая суета и пышность, – что, говорю, это все означает, если не гордость, в сердце человеческом кроющуюся, которая во всем и во всякой вещи ищет себе прославления? Гордость везде и всем хочет себя показать, а смирение, Богу и людям любезное, – скрыться. Видишь, человек, гордость человеческую, но знай, что чем мерзостнее перед Богом порок, тем он скрытнее и мало кем узнается. А узнается только теми,