кружок во Дворце пионеров, но руководительница ушла в декрет…
– Да, с кадрами у нас дефицит, но ты мог записаться в другой кружок. Например, на художественную резьбу или…
«Кройки и шитья», – шепнул кто-то, и весь класс фыркнул.
– Пионер должен бороться с трудностями и проявлять сознательность…
«Тоже мне трудность! – подумала я. – Вот когда Ромка один за всех стенгазету делает, так ничего…»
А за окном погода манила. Я подумала, что каникулы ещё не скоро, что Юрка последнее время какой-то грустный, и вообще на чердаке все о чём-то шепчутся, а мне не говорят. Надо Кеху спросить – она точно скажет. Или Лёньку. Ирка не скажет, она вредная, сожмет губы и процедит: «Мала ещё!»
Наконец Колька объявил голосование. За Ромку и за Вовку все проголосовали единогласно «за». Вот почему нельзя было сразу проголосовать?
У ворот школы первого сентября всегда толкётся куча разного народа. Одни встречают детей, другие провожают. Нас никто не встречал – мы уже взрослые. Поэтому на толпу не обратила совершенно никакого внимания! Но тут меня окликнули.
Я в изумлении оглянулась. Никого из знакомых. Только молодой высокий парень смотрит на меня и почему-то улыбается знакомой Юркиной улыбкой. Я прищурилась. Нет, этого парня я не знала! Коротко стриженный, одетый в потрепанные штаны, футболку, за спиной – рюкзак.
– Не узнала, да? – Парень рассмеялся Юркиным смехом.
– Ой! – я прикрыла рот ладошкой. – А ты чего с собой сделал-то?
– Да так. – Он провел ладонью по макушке, словно сам не веря, что у него теперь такие короткие волосы.
Ребята – Машка, Вовка, Толик, Сашка и ещё один Сашка – деликатно отошли в сторону.
– Я в армию ухожу, – сказал Юрка. – Вот пришел с тобой попрощаться.
– А как же институт?
– Видишь ли, Жека… – Юрка помялся немного. – Меня отчислили.
– Отчислили? За что!
– Из-за Булгакова.
– Подрался, да?
Юрка вздохнул, улыбнулся совершенно незнакомо: горько, немножечко зло, – и ответил:
– Почти.
Тут же суетно полез в рюкзак, достал старую, немного потрепанную книжку – «Три толстяка».
– Это тебе. На память. Я её очень любил в детстве.
– Спасибо.
Я взяла книжку, прижала её к груди.
– Ты, Жека, только не плачь. Хорошо?
Я кивнула: не буду. Хотя так хотелось! Он обнял меня.
– Ну, пока, Жека.
– Пока.
И Юрка ушёл.
Шло время.
На чердак я больше не ходила. Без Юрки там стало неинтересно, да и вообще всё пошло как-то не так! Еженедельные собрания навевали то тоску, то стыд. Единственным развлечением было наблюдать, как фашистка усердно втискивается за школьную парту. И то быстро приелось. На собраниях все занимались чем угодно, но только не участвовали в обсуждении.
Колька тоже сильно изменился. Ходил он теперь важный, то и дело задирал нос и задирал