Датский пил. Тут же три рюмки, на подоконнике еще две, фужеры – из них, по всей видимости, девчонки пили. А вот и что-то интересное… Рядом со столом, на одной из полок стенки, стояли явно еще для кого-то приготовленные две рюмки. Но они были чистыми. Либо кто-то в этой компании не пил, что маловероятно, либо кто-то не пришел.
– А все ли приглашенные пришли на праздник? – спросила я погромче, чтобы меня слышно было и на кухне.
– Нет, двое не пришли! – крикнул Хрусталев оттуда, закрыл кран, и я услышала приближающиеся шаги.
– Почему?
– А я откуда знаю, – появившись в дверном проеме, ответил Родион, – я их после этого не видел.
– А к Датскому они как относились?
– Тепло.
Я удивленно приподняла бровь, и Хрусталев пояснил:
– Мы вчетвером, еще до того, как я с Датским поссорился, лазили везде. Дружили, по-вашему, – как перед учительницей поправился передо мной Родион. – Ну а на день рождения они не пришли. Отсюда следует, – он молча подошел к креслу, стоящему напротив того, где сидела я, тяжело плюхнулся в него и только после этого продолжил, – что его они больше уважают. Вот так.
Завершив эту фразу, парень взял со стола сигаретную пачку и посмотрел внутрь: в ней было пусто. Он нервно повертел пачку в руках и разочарованно бросил обратно на стол.
«Обидно тебе, значит, что не тебя предпочли», – удовлетворенно подумала я. Хрусталев был мне неприятен, и это его переживание бальзамом пролилось на мою душу.
– Ты говоришь, Датский пришел сюда уже пьяный. С кем он мог так хорошо посидеть?
– Вот с ними и мог, больше не с кем. Этот принц друзей себе выбирает как жмот: чем меньше, тем лучше. У него больше ни с кем нет таких хороших отношений.
Что ж, кажется, Хрусталев больше ничего интересного рассказать мне не мог. Я узнала у него фамилии тех двоих и их адреса, а затем с радостью покинула его неубранную квартиру.
Глава 2
У нас в стране ничего сразу не делается. Поэтому на обратном пути на разбитом участке дороги людей в оранжевых жилетах я уже не увидела, зато выбоины на асфальте все с той же настойчивостью подбрасывали мой автомобиль, создавая ощущение морской качки в суровых городских условиях. Эта ассоциация поддерживалась брызгами, вылетавшими из-под колес проезжавших мимо машин. Одно радовало: за время моего разговора с Хрусталевым пробка успела рассосаться, и путь домой оказался относительно свободным.
Огромная лужа перед домом была последним препятствием на моем пути, которую я преодолела, уже выйдя из машины, слегка подмочив ботинки и репутацию, поскольку умудрилась, энергично ступив в нее, забрызгать соседку, Лидию Филипповну, стоявшую на «берегу» лужи. Пришлось спешно покинуть двор и отступить в подъезд, чтобы не слушать ее возмущенные замечания по поводу моей неучтивости.
После беседы с Хрусталевым меня все время преследовал запах перегара. Хотелось поскорее встать под душ и смыть с себя воспоминания о нем и его доме, заставленном грязной посудой. Хотелось забраться в горячую