побежал. Я выстрелил в него. Мне нужно было сматываться. Сосед увидел меня. Мальчики оставались наверху.
– Что с твоей маской? Ты же был в маске?
– Я снял ее, когда меня начало рвать. – Голос Отца утратил силу. Он чувствовал, как теряет силы, просеивая обломки своего визита, разделяя бремя катастрофы с другом, который дал ему шанс найти дочь.
– Он видел тебя?
– Да.
– Они мертвы? Ты уверен?
Мертвы. Странно, но он до сих пор не мог полностью оценить тяжесть этого слова. Шок и отвращение оставили мало места для осознания истинных последствий его действий. Но сейчас это слово отдалось внутри него, как звон огромного кимвала. От реверберации зубы застучали, а волосы на похолодевшей коже головы встали дыбом, словно наэлектризованные. Мертвы.
Он отнял две жизни. Эти маленькие огоньки ежедневно преждевременно гасли по всему миру, и за несколько лет их количество исчислялось десятками миллионов. Но он никогда не думал, что станет причастным к этому великому затмению, даже в такой грязной воде, в которую он сейчас вошел. Видеть мир, чувствовать своей кожей его температуру, грезить, думать – те двое теперь всего этого лишены. Больше они не будут дышать, пусть и упивались вещами, способными вызвать у любого добропорядочного человека тошноту.
– Думаю, да.
– Думаешь?
– Уверен. Я попал… первому в лицо. В Боулза пару раз. С близкого расстояния.
Было в этой казни с помощью пистолета что-то решительное и глубоко личное, будто он был каким-то полувоенизированным бунтовщиком в Центральной Африке, в месте, превосходившем даже библейские описания ада. Отвращение снова усилилось, когда он вспомнил темную кровь, вытекающую из бледной шеи Боулза на зеленую террасу.
– О боже.
– Я помогу с этим. Но тебе главное сохранять спокойствие и не высовываться. Выходи из номера лишь ненадолго. Или совсем не выходи, если только у тебя не сломано плечо. Можешь купить еды и воды внизу, если у них есть. А пока я выясню, что происходит. Мы даже не знаем, вызвал ли сосед полицию, а еще кому-то нужно эвакуировать тех детей.
Отец заметил, что нотка разочарования в ее голосе стала менее выраженной. Он сказал уже достаточно, чтобы испортить день кому угодно, но не все. Выкладывай уже.
– И… машины. Я задел на обратном пути несколько машин.
Скарлетт Йоханссон промолчала, но это молчание было хуже любых слов. Он почти слышал, как рвутся нити, на которых он болтался. Она не станет с ним больше работать, и ему не хотелось больше оставаться самим собой.
– Есть кое-что еще.
Вздох.
– Продолжай.
– Боулз. Я допросил его, до того как… и он рассказал про человека по имени Рори, который живет в «Коммодоре», у побережья. Он что-то знает. Рори Форрестер.
– Молодец.
Ему захотелось расплакаться от этой скудной похвалы.
– Этот тип, Рори, он связан с мафией. С бандой «Короли». Так сказал Боулз.
– Ни хрена себе. – Она произнесла эту фразу шепотом,