В горле пересохло.
Я приоткрыла глаза, надо сказать с большим усилием, и поняла, что лежу в своей комнате в особняке. Рядом тихо посапывала Алиса, прижав к себе подушку. В комнате было темно, но на мебель падал серебристый свет луны сквозь окно, не закрытое занавесками. Я глянула на часы – четыре ночи.
Я помню, как отрубилась еще ранним утром после битвы с Ёрмунгандом. Если Алиса рядом, значит, все обошлось. Видимо нас кто-то оттуда забрал. В памяти одна за другой всплывали нечеткие картинки. Что случилось тем утром, я толком не помнила. Ах да, еще Мэтт защищал нас и… Мэтт!
Я вскочила с постели, но потом пожалела, что так опрометчиво поступила. В голову ударили вчерашние последствия.
Опираясь о стены и тумбочки, я доковыляла до двери и вышла в коридор. Так тихо… Никогда не гуляла по ночному особняку.
Я тихонько нырнула в комнату Мэтта. Здесь царил «творческий беспорядок», как собственно и в любой комнате молодого бунтаря.
Это была самая яркая и позитивная комната из всех, что находились в этом доме. Оформленный в стиле поп-арт интерьер хоть и был чрезвычайно пестрым, сочетая фиолетовый, розовый, зеленый, желтый, красный и синий цвета, но не бил по глазам, а наоборот поднимал настроение. Простые белые стены были сплошь завешаны картинами Энди Уорхола, Роберта Индианы и Роя Лихтенштейна, на одной из стен по всей площади висел плакат, где на фоне Union Jack'а посередине расположился знаменитый логотип Rolling Stones «Язык и губы», в некоторых деталях интерьера был мастерски обыгран вездесущий логотип Coca-Cola. Яркие занавески, соединяясь, представляли символ пацифик с надписью “Make love, not war”, а большая круглая кровать с разноцветными подушками и покрывалом создавала настоящее ощущение радуги.
Я приставила к кровати мягкий красный пуфик и уселась на него, хоть и не с первого раза. Мэтт безмятежно спал. Он был ужасно бледным, еще бледнее обычного. Белые волосы, раскиданные по подушке, растрепались и спутались. Его рука шевельнулась, пальцы немного дрогнули. Мэтт глубоко вздохнул и дальше мирно спал.
В груди смешалось чувство боли и вины за то, что Мэтт так пострадал. На глаза навернулись слезы.
– Ты только хотел защитить нас, – тихо всхлипнула я. – И я не могла ничего сделать.
Я дотронулась подушечками пальцев до пальцев Мэтта. Рука скользнула в его холодную ладонь. Я придвинулась ближе и пара слезинок упала на его одеяло, скатившись к его руке. Я сжала ее чуть больше, но не сильно. Наклонившись, я прикоснулась лбом к тыльной стороне его ладони.
– Если бы можно было все исправить… Я бы ни за что не допустила, чтобы тебя ранили, – я всхлипнула, положив вторую руку Мэтту на живот. – Прости меня, пожалуйста.
Его тело дернулось, и я подняла глаза. Мэтт закусил нижнюю губу и еле сдерживал улыбку, но не насмешливую, а скорее сострадательную. Я быстро смахнула слезы и пихнула его в бок.
– Меня тут разрывает от чувства вины перед тобой, а ты улыбаешься, – в моем голосе слышалась капля обиды.
– Ну что ты такое говоришь? Сама вдумайся в свой бред. Как