Стоя в небольшой очереди, услышал монолог некоей старушенции: «Говорят все кризис… кризис… Что за кризис? Чего только не придумают! В войну вон даже по карточкам хлеба иногда не было, голодали… А сейчас картошка есть? Булка с маслом есть? Чего еще надо?»
«Да, – подумал я, – понимаю, конечно, что во время войны люди терпели все лишения и тяготы жизни ради победы и во имя нее. Сколько ей? Лет девяносто? Но сейчас-то время у нас не военное и сильного желания страдать, почему-то нет. Да и необходимости особой не вижу!»
Когда уже выходил из лифта на своем этаже, то повстречал хозяйку соседней квартиры – Антонину Ильиничну. Вот уж повезло! Признаться, не ожидал сегодня встретить эту веселую разговорчивую бабулю – она кем-то работала в местной управе и обычно уходила значительно раньше моего появления. Кроме того, она регулярно «стучала» на своих соседей и знакомых по подъезду – писала в «соответствующие органы» длинные многословные заявления. Причем делала это бескорыстно, из «гражданского долга» и чистой любви к искусству. В круг ее интересов входило все: кто что делает, кто с кем живет, с кем спит, когда и где, каким образом и сколько раз. А уж если некто приводил в гости явного иностранца – то тут уж повод для сериального доноса. Приобщенным к тайне оказался случайно и не преминул этим воспользоваться. Однажды меня вызвал патрон и, хихикая, показал рукописное заявление на мою персону. Ему, как руководителю, эту кляузу переслали «из органов» дабы ознакомил с нею меня, как одного из основных исполнителей некоего госпроекта, а по совместительству главное действующее лицо манускрипта. Видимо это сделали для порядка, и просто для ясности. Никто никаких санкций против меня предпринимать, разумеется, не собирался, но ознакомить решили, дабы наладил отношения с соседкой и не вызывал подозрений с ее стороны. Антонина Ильинична уведомляла, что веду «распутный образ жизни», не ночую дома, привожу к себе «средь бела дня гулящих девок» и вообще «морально разлагаюсь, тлетворно влияя на молодежь». Еще там говорилось, что я – подозрительная личность и, вероятно, «посещаю притоны». Смеясь, мой начальник отдал бумажку мне, и попросил вести себя потише, а разлагаться не столь откровенно. Потом я показал это заявление авторше и намекнул, что сам работаю в чем-то жутко серьезном и очень-очень государственном. Антонина Ильинична испугалась, и с тех пор сильно зауважала меня.
– О, Саша, здравствуйте! Давно вас не встречала. С работы?
– Здравствуйте Антонина Ильинична, – расстроено сказал я. Мое недовольство вполне могло сойти за усталость. – Да вот, ночь оттрубил, теперь буду отдыхать. В магазин тут по дороге заскочил, – я показал пакет. – За продуктами.
– Тяжело, наверное, вот так – ночами работать? – зачем-то спросила она.
– Да не особо. И потом уж привык, – кисло улыбнулся я.
– Ну, хорошо. Знаете, скоро общее собрание всех жильцов нашего кооператива. Будем нового председателя избирать.