зрителям все детали происходящего. «Наверняка, всё уже знал заранее», – решил Батюков, потому что Андрей Кормчий был спокоен, и даже, слегка отрешён. Когда Ботсвана-Гея вручала ему сертификаты, он улыбнулся мальчишеской улыбкой, сразу открывшей всем его юный возраст, лет 25-27 ему было, не больше. Спрятав папку с документами в рюкзаке, Андрей вытащил оттуда большущий свёрток. Издали, «кожа кита» оказалась очень похожей на широкий спальный мешок. Скинув ботинки, Кормчий залез внутрь, и зал оживился, потому что он стал в точности похож на человека в костюме картофелины, стоящей посреди сцены на коротких ножках. Лицо было скрыто подобием фехтовальной маски – это был высокочувствительный импульсно-волновой радар, преобразующий звуковые волны и тепловые колебания в информационный поток, уже доступный для того, чтобы быть воспринятым нашим мозгом. Весь костюм представлял собой радарное устройство, крепившийся изнутри прямо к телу сенсорными датчиками, и защищённое наружной мягкой поверхностью от пыли и шумовых помех.
Кожа человека – по площади, самый значительный орган, способна к непосредственному усвоению сотен, идущих отовсюду, сигналов, так как мы существуем в среде непрерывного энергетическо-информационного взаимообмена. Кормчий нашёл решение обойти блокирующие системы восприятия и разрешить подачу информации непосредственно в центры понимания, минуя биологические фильтры защиты. Его радар работал также в магнитно-резонансном диапазоне, определяя характер макросостояния существа в целом. Андрей разработал шкалу соответствия волнового порядка расширенному диапазону возможных воспринимаемых состояний, качеств, понятий и предметов соответствия характеристикам импульсной длины и частоты колебаний.
Первый раз в коже кита, он стоял не перед лицом океана, а перед людьми. Самым первым ощущением, было чувство, что он полностью раздет, потому что взгляды людей, обращенные на него, он воспринимал, как довольно сильные прикосновения, прошла минута, и он начал ощущать потоки, устремившихся к нему интересов, и вдруг, самым болезненным образом, он понял, что это – агрессия. То, что распознавалось умом, как возможности выгодоприобретения с его помощью, кожа чувствовала, как опасность. Бежали секунды, и становилось жёстче – он стоял обнаженный и кожей своего тела впитывал, направленную на него, алчность. Некоторое количество зависти походило на хлёсткие удары, ещё была, обращённая к нему, готовая разодрать – чья-то жадность, а ненависть и осуждение были поистине смертоносными. Но в этом, атакующем его ужасе, в разящей атаке катастрофического непонимания, присутствовала и капля иного – одна волна радости и свежее животворящее принятие, это было чувство любви Лето. «Её любовь ко мне, это по правде…» – успел осознать Андрей и, потеряв сознание, рухнул на сцену.
– Папа! – Вскрикнула Лето Берке и, встряхнув отца, рванулась из ложи вниз. Её отец – врач, Виктор Берке, выскочил следом. Но самым первым, на сцене оказался Батюков, он сразу перемахнул через барьер, и был уже