закрыв лицо, заплакала.
Облупленный ярко-красный маникюр, да и весь облик ее, вызывал теперь только жалость.
Успокаивать эту несчастную женщину не стал. Сам не разобрался про себя, а тут еще она.
– Сиди и жди меня, – коротко бросил он и направился к деревянному зданию вокзала. Показалось, по ее тревожному молчанию, она боится, что Евгений уйдет навсегда.
Окошечко кассы было закрыто. В небольшом, плохо освещенном зале, вытянувшись во весь рост и подложив набитый пакет под голову, храпит бородатый старик на фанерных креслах.
Внешне – бомжара. Будить его Борисов не решился. Подошел к информационной доске. Из расписания поездов и висящих там объявлений пришло понимание: он сегодня ехал в город, находящийся за тысячу километров от его родного, а на дворе, все-таки, упрямый июнь 2010-го года. Установленные им факты временного и географического местонахождения, ровным счетом, ничего не объясняли.
Первая мысль: срочно вернуться туда, где осталась единственная дочь, где прожил свои 33 года. Вторая: нет денег и документов, подтверждающих личность. И третья: его давно уже ищут, наверное. Последняя настраивает, в какой-то степени, на оптимистичный градус.
Слышится надрывный кашель. Проснулся лежащий. Значит жизнь продолжается. Только вот чья? Вопрос вопросов. И в голове опять полный реквием, а любая загадка кажется просто кем-то ловко придуманным трюком в области телепортации.
– Милейший, закурить не будет? – голос спрашивающего при высоком потолке звучит гулко и немного агрессивно.
– Сам бы у кого стрельнул.
– Какой гнусняк, – непонятно к чему или к кому следовало отнести сказанное, – а я ждал тебя, уважаемый.
– Не понял? – повеяло бредоватостью от такого утверждения.
– Потом поймете, – диалог тянет на бессмыслицу.
«То на ты, то на вы. Типичный маргинал с шизоидой», – подумал еще Борисов.
– Считаешь, что с психом разговариваешь, – будто мысли прочитал дед.
– Ничего я такого не думаю, – сердито буркнул Евгений и поспешил к потерявшей память.
Перрон продолжал оставаться безлюдным, включили фонари. Его новая знакомая, с мокрыми от слез глазами, понурившись, сидит. Отметилось, как обрадовалась возвращению попутчика – заулыбалась.
– Ну что, не вспомнила? – сразу же и спросил.
– Не-а. Ни о семье, ни о родителях. Где жила, кем работала? Даже ни одного знакомого. Вот, разве что, какой-то водоем, типа озера, а вокруг деревья с желтыми листьями. И все.
По ее интонации возникает стойкое ощущение: она не верит, что у нее был вчерашний день и свое прошлое, хоть какое-то.
– Почему ты про год спросил?
– Да так, проверял твою память, – Борисов решает о своих открытиях пока промолчать. Ну, кто она ему?
Как-то совсем незаметно, вплотную к ним, подошел тот – вокзальный. Протягивает левой пластиковую бутылку с жидкостью, на указательном нет фаланги. Печальный взгляд вроде серо-синих глаз. Сандали на босых ногах, совсем не по-летнему бежевый в пол плащ в крупных