всех парах, но мне сегодня вечером непременно нужно быть дома, – сказал он.
– Что такое у вас стряслось?
– Дядя очень болен.
– Да ведь он и раньше был болен.
– Сегодня днем ему сделалось хуже, и вечером он поднимает к нам на дом чудотворную икону. Принесут ее из церкви и будут у нас служить дома всенощную и молебен.
Ну а при таком случае мне непременно нужно быть дома.
Надо быть на виду. Дядя поминутно может хватиться меня.
Завтра же я во что бы то ни стало буду в театре.
– Ага! Не хочется умирать старому.
– Он не поправится. Положительно не поправится. Все доктора говорили нам в один голос… То есть не ему, а нам только. Ему и до весны не дотянуть. Он даже, пожалуй, и сам знает и вот оттого-то сегодня решил поднять икону. Человек старый, богомольный, так уж само собой…
Костя не договорил.
– Странное дело, что у вас на все есть отговорки… – произнесла Надежда Ларионовна и прибавила: – Садитесь. – Простила? Ты меня простила, Надюша? Вот за это мерси! – встрепенулся Костя и снова бросился к Надежде Ларионовне.
– Не подходите, не подходите… – заговорила та. – А то я убегу в спальню и запрусь там. Сказать «садитесь» – еще не значит простить. Я уже сказала, что прощены вы будете тогда только, когда у меня явятся лошади и ротонда, – Все будет, ангел мой, помоги только денег достать.
– Вот это можно. Для этого нарочно сегодня я к Лизавете Николаевне и тетку посылала. Видите, я об вас больше забочусь, чем вы о себе.
– Мерси, душка…
– Да что «мерси»! За это вы должны бы мне еще что-нибудь подарить, ну, да уж бог с вами, только бы ротонда была хорошая.
– Поедешь со мной и сама выберешь, как денег добудем.
– Добудем! Вы даже сами и добыть-то не умеете. Ужасная вы рохля, страсть какой неспособный, неимущий, все о вас заботиться надо. Ну, садитесь же, – сказала Надежда Ларионовна.
– С тобой рядом сесть можно? – заискивающе взглянул на нее Костя.
– Нет, нет. Садитесь вон на тот стул.
Костя сел.
– Закурить папироску можно? – спросил он.
– Курите уж… Ну вас… Так вот… Денег на ротонду вы можете занять у Лизина обожателя Шлимовича. Он дает деньги. Разумеется, только дает деньги под вексель и за хорошие проценты.
– Это я понимаю.
– Ничего вы не понимаете. Вы совсем дурак.
Костя обиделся.
– Ну зачем же, Надюша, так? Ну какой же я дурак, если я при дяденькином деле? А дело у нас большое, – сказал он.
– При большом деле, а какой-нибудь тысячи рублей занять не можете!
– Да ведь кто же даст-то? То есть дадут, ежели на дядюшкино имя, все дадут. Но сейчас сомнение – что, почему? – и будет колебание фирмы. Никогда не занимали и вдруг…
– Вы можете все-таки уплачивать-то по векселю?
– Я могу… но только не сразу, а по частям. Ежели я сразу возьму из лавки деньги, то будет заметно, а ежели понемножку…
– Да уж слышали, слышали, – с гримаской перебила Костю Надежда Ларионовна. –