ещё обломает о нас поганые зубы.
– Я не сомневаюсь, батя. Скорее бы. Горя-то сколько.
– Война – это всегда горе. Ты всё же подумай о профессии.
– Хорошо, бать. Ты береги силы, а то вон голос уже охрип.
Никто из них не заметил, как от танка с порванной гусеницей отделилась тень.
– Обещай мне кое-что, – раздался за спиной Мальчишки слабеющий возглас отца.
– Пап, ты чего? – беспокойно спросил Мальчик.
– Ты же всё понимаешь. Я потерял много крови и вот-вот потеряю сознание. А за ним и жизнь. Всё, отвоевал своё. И отжил.
– В селе врач, полверсты всего, дойдём.
Стиснув зубы, Мальчик потянул санки. Изрезанную кожу ладоней мучительно саднило.
– Мать жалко, – прохрипел отец, – хорошая она. Так и будет вдовой ходить.
– Бать, говорю же, береги силы!
– Ты мне рот-то не затыкай, малец.
– Прости, бать, страшно мне.
Отец принялся перечислять наставления, приходившие ему на ум:
– Мать береги. Родину не предавай. Стань достойным коммунистом. Товарища выручай. Работу выполняй хорошо. Ну и совесть не запятнай. Это, парень, самое важное. Продашь совесть, и белый свет не мил будет. Всё понял?
Мальчик кивнул, но отец этого, конечно, не увидел.
– Деревня близко.
– Дай слово, что посадишь клён на склоне возле реки. Чтоб осенью издалека глаз радовал. Я тебя туда водил, не запутаешься. Против креста на могиле ничего не имею, но дерево… Оно живое. Будет ещё твоих внуков от припёка укрывать.
– Вместе посадим.
Мальчик упал в сугроб и тут же поднялся. Обмороженные щёки горели.
– Обещай!
– Ну чего ты. Ну не надо, бать!
– Упрямый какой! Я всё равно помру, обещаешь ты или нет. Потом жалеть будешь, что не успел уважить отца.
– Обещаю. Ты только дер…
Автоматная очередь заглушила голос Мальчишки. Пули прошили снег совсем рядом с его залатанными бурками. Отец выстрелил в ответ. Пуля отцовского ружья не достигла цели, затерявшись в снежной пелене.
– Беги, сын! Прячься в деревне!
– Батя!
– Живо в деревню!
Новая очередь взбила снег возле санок. Отец дёрнулся, из перебитой ноги потекла кровь.
– Беги, говорю! – Он выстрелил ещё раз. Из темноты зазвучала резкая немецкая речь.
Мальчишка бросился прочь, не разбирая дороги, ориентируясь на оранжевое пятно пожарища. Замёрзшие ноги бежали неохотно. Снежная крупа слепила глаза и царапала лицо. Он огибал овраги, карабкался по ямам, оставленным разорвавшимися снарядами. Лёгкие просились наружу через открытый рот. Здравствуй, ангина и прочие воспаления. Разве мог он об этом думать, спасаясь от неминуемой гибели. Одна его часть боялась смерти, другая жалела, что не успел обнять отца.
Выстрелы немецкого автоматчика, пришедшего на советскую землю грабить и убивать, прозвучали совсем близко за его спиной. Мальчишка обо что-то запнулся, растянувшись на снежном ковре усеянного обломками боевой техники поля. Он долго