не подозревали о проблемах, будораживших молодежь нашего возраста в других областях России, а порой и приводивших к вступлению в подпольные организации еще в школьном возрасте. Сейчас я полагаю, что решающую роль в формировании моего образа мыслей сыграли конкретные социальные, политические и психологические аспекты жизни в Ташкенте, а также наша изоляция от молодежи из европейских губерний. Много лет спустя, занимаясь политической деятельностью, я встречался со многими представителями своего поколения, которые участвовали в событиях 1905 и 1917 гг., и мне становилось очевидно, что их взгляды и идеи сформировались под влиянием социально-политической догматики, усвоенной ими в школах Европейской России, и в итоге они смотрели на российскую реальность в свете устаревших и косных концепций. За редким исключением мы, воспитанники ташкентской школы, относились к жизни куда более непредубежденно. Нам никто не навязывал готовой веры, и мы обладали возможностью делать из фактов собственные выводы. Именно в таких условиях у меня постепенно изменилось мнение по поводу мнимо благодетельного правления царя.
Летом 1899 г. я заканчивал приготовления к отъезду в Петербург. Моя сестра Анна ехала со мной, чтобы поступать в Петербургскую консерваторию, и мы оба нетерпеливо предвкушали учебу в университете, хотя знали, что в столице обычным делом стали студенческие волнения. Другая моя сестра, Елена, вернувшись из Петербурга, где обучалась в новом Женском медицинском институте, рассказывала нам о студенческих бунтах весны 1898 г. Наши родители сильно встревожились, но Нюту (Анну) и меня это не волновало ни в малейшей степени. Рассказы Елены лишь усилили наше желание как можно скорее попасть в Петербург.
Следующий рассказ о моем отце взят из книги А.Н. Наумова «Уцелевшие воспоминания», т. 2, с. 26–28. Когда я был депутатом Думы, Наумов входил в кабинет министров и являлся одним из моих самых свирепых политических оппонентов.
«…Переход в новую школу оказался памятным событием. Во-первых, более чем скромное здание новой школы составляло резкий контраст с роскошными постройками моей прежней военной академии. Преподаватели ничем не напоминали тех людей, к обществу которых я привык… Вместо генерала… передо мной стоял человек средних лет в просторном синем вицмундире, высокий, широкоплечий, с огромной головой и коротко стриженными волосами. Он отличался выступающими скулами и маленькими умными глазами, смотревшими на мир из-под массивного лба. Это был Федор Михайлович Керенский… прибывший на смену прежнему директору. Последний оставил административную сторону своей работы в довольно хаотическом состоянии. Федор Михайлович благодаря своей колоссальной энергии вскоре привел дела в порядок и подтянул школу. Он оказался энергичным и вдумчивым руководителем, обладая превосходным пониманием встающих перед ним проблем и лично уделяя внимание всем вопросам. Ему были присущи образованность и интеллигентность, а кроме того, он был выдающимся