покровительственно обнял Сабину за плечи и торжественно провозгласил:
– Позвольте представить, господа! Звезда журналистики и наш бескомпромиссный городской глашатай – Сабина Тим. Прошу любить и жаловать! – С этими словами он бурно зааплодировал.
Следуя его примеру, гости поднялись с мест и оглушительно захлопали. От смущения и неожиданности Сабина залилась краской и внезапно рассердилась. «Дешево покупаешь, дядя, – мысленно негодовала она. – Я же не дура – на лакейские подачки клевать».
– Присаживайтесь, милая. Здесь, возле меня. Сегодня наш вечер. Мы с вами его заслужили. Благодаря вам сегодняшнее интервью прошло блестяще. Остро, ярко, с перчинкой, – соловьем заливался Свешников, его цепкие серо-голубые глазки подернулись салом.
«Будто холодный борщ», – неприязненно подумала Сабина, вида, однако, не подала и, простодушно улыбнувшись, уселась рядом с виновником торжества.
– Думаю, нам пора перейти на ты. С этой минуты я для тебя просто Миша, – не унимался успевший захмелеть мэр.
– Хорошо, Миша. Договорились, – продолжая нарочито приветливо улыбаться, согласилась Сабина.
«Ишь, старается, хитрец. Из кожи вон лезет. Только мы еще посмотрим, кто кого объегорит», – злорадно думала она, исподволь наблюдая за распушившим хвост Свешниковым.
Наконец мэр отвлекся на очередного поздравителя и оставил ее в покое. Ковыряясь в крабовом салате, она украдкой изучала присутствующих: было много известных в городе людей – важных чиновников и бизнесменов. По правую руку от мэра сидел его бессменный собутыльник и без пяти минут депутат – Парамонов, за ним – вечно хмурый главный прокурор Кислов, чуть дальше – с дорогущей бриллиантовой булавкой на галстуке владелец ликеро-водочного завода Шинкарев.
Так называемая группа поддержки – Димыч с Антохой – застыли поодаль, время от времени бросая на Сабину встревоженные взгляды, заклинавшие не заикаться о дорожном инциденте. Она заговорщически подмигнула Антону (на Димыча все еще сердилась), давая понять, что закладывать братков не намерена.
Оказавшись в центре внимания столь важных персон, Сабина чувствовала себя крайне неуютно. Ловя на себе взгляды присутствующих – снисходительно-любопытные мужские и откровенно презрительные женские, как бы говорившие: «Очередная штучка Свешникова? Ну-ну, милочка. И не таких видали», – Сабина отчаянно нервничала. Поминутно ерзая и поеживаясь, она уткнулась носом в тарелку, стараясь не смотреть по сторонам.
Чтобы описать охватившее ее, казалось, давно забытое чувство неполноценности, выражения «не в своей тарелке» явно недостаточно – она была «не в своем тазу», «не в своей лодке» и даже «не в своей жизни». Да, именно, «не в своей жизни», так будет уместнее. Все эти всемогущие снобы с их расфуфыренными надменными женами не принимали ее всерьез, они смотрели на нее сверху вниз, как на диковинного зверька, выставленного на обозрение для развлечения почтенной публики.
Проницательный Свешников