снова расхохотался.
– Жак! Я обещаю, что месье Глеб больше не будет так бесцеремонно говорить о твоих кулинарных шедеврах. Кухня – твоя и ты там господин. Так что, ступай и продолжай колдовать над обедом, а я поговорю с другом!
Кинув вражеский взгляд на Глеба, Жак удалился. А молодые люди, едва дождавшись, пока он скроется за дверями хозблока, прыснули со смеху.
– Де ты раздобыл такое чудо? Та его только по телеку в шоу показывать! Я ж ниче такого не имел в виду. А он закатил истерику!
– О, друг мой! Ты посягнул на святая святых – кухню. Единственное железное правило в этом доме для всех гостей в обход «чувствуйте себя как дома» – это забыть, что тут есть кухня.
– Как это? Как это забыть?
– Не кипятись. Я думаю после некоторых переговоров, месье Жак сжалится и позволит тебе наблюдать за тем, как он творит. Дай ему к тебе привыкнуть. Все творческие люди немного сумасшедшие. И он вполне заслуживает всех своих трехэтажных званий, а потому не терпит конкуренции себе. Здесь на кухне, он – Бог и царь. Уж извини, даже я не в силах бороться с такой монополией.
– Я не посягал ни на шо, просто хотел как лучше, а он… Тоже мне, Паганель лягушачьи лапки!
– Ц-с-с! Еще обидится.
– Де вы его откопали? Сколько ему лет? Он безразмерный какой-то.
– Жаку? Хм… Да за полтинник давно перевалило. Скоро шестьдесят. Он работал в нашем французском ресторане. Отличный малый, между прочим, если не говорить о еде. Очень талантлив. Как-то с ним случилась беда. Что-то там перевернулось, он вдохнул какой-то дряни… не знаю точно, но в результате повредил легкие, развилась сильная аллергия, отдышки начались. А как готовить с таким недугом, если постоянно специи и прочее в тесном контакте. Жак впал в депрессию. Отец предложил ему пожить в Крыму, типа климат волшебный и все такое. Тот согласился, ну, а когда ему через неделю здорово полегчало, француз поездил по окрестностям, и наотрез отказался возвращаться домой. Так и живет здесь уже лет двадцать.
– А шо ж он не в ресторане творит?
– Сказал, что для него честь работать у отца, спасшего его от немыслимой гибели во всех смыслах. С таким здоровьем он бы долго не проработал и не прожил.
– Понятно. Значит, буду осторожнее с месье Паганелем.
– Он, кстати не Паганель, а Паскаль.
– А есть разница? Все равно лягушатник.
– Ладно, не дуйся! Твоим борщам и даже пиццам все одно равных нет.
– А шо он все время «О, Мадонна!»? Это мне напоминает хозяйку нашей итальянской квартиры.
– А! Да так. Жак считает себя французом, несмотря на то, что ему от отца достался совершенно итальянский темперамент и корни тоже. – Жак родился и жил во Франции с матушкой, но отец принимал горячее участие в воспитании. Хотя и жил с ними не все время.
– А-а-а, то-то он так жестикулирует, когда говорит. Значит лягушачьи лапки с пастой.
– Глеб! – Алекс снова не удержался от улыбки.
Их милую беседу нарушила Элеонора Павловна, принесшая кофе:
– Мальчики мои дорогие, давайте выпьем кофе перед нашим поздним