распеленала его.
И мы навалились!
– Когда мы в последний раз едали такое? – причмокнул отец, запивая добрый кусок молоком.
– В таком-то составе? – прикинул я. – Лет тридцать примерно или даже больше назад.
– Ни с чем не сравнить.., – промычал отец полным ртом.
– С тобой все хорошо? – спросил я маму, видя, что она не ест и молчит.
– Вспоминаю, когда я последний раз такое пекла.
– У вас вообще-то как с памятью в электромагнитном поле Земли – своя сохранилась или теперь общая на всех? – спросил я родителей.
– Да я тебе уже говорил – пока нас помнят, и мы себя помним.
– А помнишь, как умер ты?
– Подробности неизвестны. Кажется, я был тогда немножечко не в себе.
– Да уж….
– А ты, мать, как умерла – помнишь? – спросил отец.
Ответил я:
– Вы как сговорились – немножечко не в себе… и вечная память.
– Ни о чем мы не договаривались, – ворчливо сказала мама. – Что выпало по судьбе, то и приняли.
Мамин запал хорошего настроения что-то быстро закончился. Я пристально посмотрел на нее, но ее лицо оставалось непроницаемым. По нему абсолютно ничего нельзя было прочитать.
Тогда я спросил:
– О чем ты все думаешь?
– О чем? – переспросила она. – О Люсе, конечно – о чем же еще.
– Хочешь, расскажу, как она живет? Вова теперь у нее не пьет. Андрей и не курит даже, вот…. Пять внучат – все послушные и разумные.
Мама пожала плечами:
– Я это знаю все.
– Тогда – что? Главную работу по жизни сделали – потомство на свет произвели. Будут помнить, и будут жить, как вы живете здесь нашей памятью.
Отец, увлекшись пирогом и рыбой, на некоторое время совершенно забыл о нас. Мама подняла голову и строго посмотрела на него:
– Ты как с голодного края!
Не дожидаясь ответа, встала и не спеша пошла, любовно оглядывая грядки огорода. Отец умял уже треть пирога и не сразу расслышал, что сказала ему жена.
– Ты чего? – переспросил он.
– Грядки как чисто обихожены, – откликнулась мама издалека.
– А в подполе, наверное, настоечка есть? – это он мне.
– Скажешь – сделаю.
Отец поднялся:
– Ну, я схожу, баночку трехлитровую нацежу – нам на вечер хватит посидеть.
– Куда это он? – спросила мама, вернувшись к столу с пучком батуна.
– За настойкой. Самовар я тогда, пожалуй, уберу – раз никто не пьет.
– К настойке бы Стюру соседку сюда – вот был бы концерт.
– Может, сегодня семьей посидим? – проговорил неуверенно я. – Будут еще соседки.
– В Петровку съездим?
– Обязательно. Нам спешить некуда – всех навестим, кого помним, кто жил….
Мама кивнула, но я заметил, что на ее лицо легла какая-то тень.
Отец появился с трехлитровой банкой настойки и, не в силах сдержать обуревающие чувства, издал