зачем
и кто какой,
За кофе, за работой, может, я же
К подобным разговорам охладел,
Ни слова, словно к слову не привычен,
Мне нравятся слова!
Но только те,
Которые весомей зуботычин.
Мне нравится,
когда,
в противовес
Словесной мелочи, застенчивой и путанной,
Одно «люблю» – не слово, а порез
Целует грудь шпицрутеном.
Когда подмостки – это эшафот,
Слова с подмостков
огненны
и искренны,
Такими часто изо рта плюёт
В последние мгновенья
Висельный.
А там, где класс —
на класс,
селения война
В тела размародёренные выстлала,
Стиха науку нужно уровнять
С наукой пулю в голову
Вбить выстрелом.
Есть речь – не речь! – мотив локомотиву масс,
Что движет жизнь выстрадать и выстроить,
Есть сплетни, – что разводят раз на раз,
Раскрасить скуку или из корысти.
И к сплетням я заметно охладел,
Ни слова, словно к слову не привычен,
Мне нравятся слова, но только те,
Которые весомей
Зуботычин.
А если слово – кровь не кипятит,
Не заставляет поступать и думать ширше,
То слово – грош! «Пятёрочкой» пройди
И разменяй копейкой у кассирши.
Революционное об искусстве
Стих раскат «Максима» – дал стиха раскат,
За клыком штыка —
штыкастый
карандаш плакатовый,
Общим кулаком с творцами красные войска
Воротили скулы белогадов!
Век прошедший – медным жерлом перепел,
Что же есть «искусство»
в революцию.
Недурственно
Будет расписать, как на доске пример,
Что есть «революция» в искусстве.
Режиссёр ворвался важный, дважды осиянн:
"Есть идея сделать ленту!
О войне
с нацистами,
Только чтоб герой нацистам сопереживал,
Так для драматизма надо выставить.»
Задыхаясь – от азарта тянет руку пусть,
Уговаривая: «Дайте двадцать миллиончиков!» —
Всю ручёнку – брать бы сразу,