мутную взвесь поднявшейся земли и пыли, советские воины усиливают обстрел, превращающийся в огненный поток…
– Заметались фрицы! – радостно кричит Гегечкори, пробивая огненными молниями черное пространство из ревущего пулемета, – Отползают… как каракатицы! Сейчас ленту сменю, побегут как зайцы…
– Немцы и вправду отходят, – радостно восклицает Елкин, – может контратакуем? Выйдем наверх и рассеем как обычно?
– Отставить! – останавливает Светлосанов, – Это не прорыв… Это хитрая игра, они нас заманивают, там наверху, поди уже целый батальон ждет! Чтобы ловушка захлопнулась… Когда фашисты скроются, берем трофеи и быстро отходим! Дальше в глубине соорудим новые заградительные стенки, не хуже прежних! Благо камня здесь вдоволь… И мины поставим. Этот рваный участок придется оставить! Мы их в другом месте встретим и уже на наших условиях! Не на тех попали, тевтонцы, мать их…
– Ты уверен, командир? – поворачивается Елкин, – Может и нет никакой засады наверху? Просто плановый прочес? Разведать и ударить? Разогнать всю эту нечисть… Не прогадаем?
Рядом Гегечкори сечет из пулемета по отступающим штурмовикам, задавая тон бою… Красноармейцы как хор за солистом, бьют из винтовок и автоматов по редеющему подразделению фашистов.
– Более чем… – непреклонно отвечает Светлосанов, – Сегодня что-то не то! Другая логика ведения боя. А немцы существа системные. Если что-то изменилось – значит, схватка будет уже иная, не как прежде. А проверять это кровью наших солдат я не хочу… Отойдем вглубь и оценим все со стороны. Далеко они не полезут. Необходимо понять, что они задумали.
– Ну что, тогда не будем медлить! – соглашается Елкин, – Сейчас Борю откопаем и вперед!
Когда последние очертания немцев растворяются в белесом свете дня, красноармейцы, собирают оружие, подхватывают раненых и тихо, тенями отходят в темноту катакомб… Политрук Кагин идет, опершись на одного из солдат, вертя головой из стороны в сторону, словно пытаясь сбросить с себя навязчивую мутную пелену…
Проходя по запутанным тоннелям, отряд слышит еще несколько больших взрывов…
– Где это? – пытается сообразить Елкин, озираясь по сторонам, уставший и потрепанный боем.
– Там же, – замирает как статуя Светлосанов, словно кожей впитывая в себя звуки, – судя по направлению звука.
– Зачем они одно и тоже место рвут? – недоумевает Гегечкори, – Там и так уже дыра есть большая…
– На то есть причины… – всматривается во мрак Светлосанов.
– Какие? – спрашивает Елкин.
– Вон Егоркин идет, – словно пробуждается, оживляется Светлосанов, – сейчас все узнаем, чтоб не гадать на кофейной гуще…
– Доброго, дня, товарищи! – выдыхает запыхавшийся Егоркин, – Пришлось крюк сделать, чтоб к вам выйти… Сегодня, все катакомбы сотрясаются, просто конец света! Фашист гад, разошелся…
– Ну что