вдоль лица. – Она такая же, как все… но в то же время не такая.
Солдат понурился, поставленный в тупик собственной неспособностью внятно описать разницу.
А у Гэрэла что-то екнуло в груди. Как от полузабытого воспоминания, которое упорно загоняешь как можно глубже.
– И какая она? – нетерпеливо сказал он.
– Не знаю, как объяснить… Иногда кажется – такая красавица, что хоть сейчас в гарем к императору. А через секунду уже не по себе от ее вида… и вовсе не потому, что волосы слиплись, лицо в поту и все такое. Она просто другая, понимаете? Глаза большущие – во! И уши… заостренные как будто. И еще – у нее нет пупка. Живот гладкий, как доска. Говорю вам, не человек это! – почти с отчаянием повторил он. – Не вру, Великим Тигром клянусь…
Гэрэлу даже не надо было видеть побледневшее лицо и дрожащие колени парня, чтобы понять, о чем тот думал в этот момент: что за чушь я несу и зачем вообще сюда сунулся, в лучшем случае с позором отправят откуда приехал, а в худшем – даже могилки не останется…
«Почему ты решил, что мне это интересно?» – хотел спросить Гэрэл, но губы сами выговорили совсем другое:
– Что с ней стало?
– Что стало? Да так и лежит у нас в Намдо… Врача позвали, но он сказал, что она вряд ли выживет… не захотел, в общем, возиться. Когда я уезжал, была еще жива, бормотала что-то…
– Я поеду с тобой в Намдо. Покажешь.
Солдат глядел настороженно, не сразу поверил, что Гэрэл не шутит.
Когда они приехали в Намдо, ху цзин уже умерла. Гэрэл приподнял край холстины, которой накрыли тело девочки, и убедился, что парень ни в чем не соврал. Ху цзин была черноволосой и плосколицей, без примесей белой крови. Но тонкие, будто художником нарисованные черты, чистый высокий лоб, удлиненные глаза чуть ли не до самых висков, слегка заостренные уши – без сомнения, это была одна из тех, кого называли Чужими. Ху цзин, лиса-оборотень, придумали тоже… После смерти лицо девочки заострилось, стало совсем нечеловеческим – теперь уже никто не назвал бы ее красавицей.
Он откинул холстину (пахнуло кровью и чем-то кислым – грязными тряпками, может быть). У девочки действительно не было пупка, но это не удивляло – его никогда не было у яогуай. Любой крестьянин знает: яогуай не рождаются от живых людей. Гэрэла больше интересовали раны на теле девочки. Они были похожи на отверстия от стрел, только крупнее – будто бы, как и рассказал солдат, на месте маленького израненного звериного тельца вдруг оказалось человеческое… Гэрэл покачал головой – существование Чужих он не мог отрицать, потому что видел их своими глазами, но в лисиц-оборотней, конечно, не верил.
К запаху крови и боли примешивался еще один запах – знакомый. Вдохнув его, Гэрэл на секунду прикрыл глаза, от этого запаха было сладко и больно.
Темный, горчащий, пряный запах. Именно так для него пахли яогуай.
С самого рождения он привык к тому, что за мамой всегда тянется тончайший шлейф этого аромата. Яогуай, Чужие, были чем-то таким, что ломало все привычные законы