договора с русскими, который на первый взгляд давал Германии серьезное улучшение внешнеполитической позиции. Кайзер и Бюлов надеялись, что, сумев воспользоваться трудностями царя на востоке, они смогут отколоть Россию от Франции в свете явно несоюзнического поведения последней, что, по мнению канцлера, гарантировало бы немцам как минимум российский нейтралитет в случае «разборки» с Парижем.
Понимая, что талантливый в подхалимаже, но не слишком дальновидный в большой политике канцлер подвоха не уловил, а экселенц наживку «заглотил по самые гланды» и ломится в заданном направлении, словно бык под кувалду забойщика по бетонной траншее скотобойни, многоопытный мидовский «зубр», ясное дело, не стал стращать их иными вариантами развития событий. К примеру, началом превентивной войны Англии и Франции против Германии. Причем и России могла быть предложена островитянами сладкая «конфетка» на этот случай. В виде сепаратного мира с Японией при дружеском англо-американском посредничестве, например. За присоединение к Антанте, естественно…
Однако в тот момент Петербург отказался обсуждать подобные предложения. Там еще теплилась надежда на победу на востоке, нужны были французские кредиты, и менять что-либо кардинально в своей внешнеполитической ориентации во время войны и заметной даже невооруженным взглядом внутренней нестабильности ни царь с великими князьями, ни граф Ламсдорф не желали.
Но за прошедшие с «отказной» телеграммы «кузена Ники» (от декабря 1904-го) полгода в мире много чего произошло. Например, Кровавое воскресенье, Мукден, Цусима. А еще Марокканский кризис, виртуозно срежиссированный все тем же Гольштейном, сыгравшим на уязвленной гордыне Бюлова и хронической франкофобии Вильгельма. Вот только итогом его оказался не ожидавшийся кайзером и Бюловым развал Антанты, который предрекал им Гольштейн и на который сделал ставку глава армейского генштаба фон Шлиффен, поддержавший сильный ход «хитроумного Фрица», а решительная, демонстративная поддержка галлов британцами. Спрашивается: как же мог опытнейший дипломат, знаток лондонского дипломатического мodus operandi, столь грубо «ошибаться»?
Ведь с берегов Темзы ситуация виделась так: первый противник на морях – Париж – отказался от соперничества, признав свою роль вассала по отношению к Британии. Второй противник на морях – Санкт-Петербург – лишился своего флота, автоматически соперником перестав быть. Третий противник на морях – Берлин – в силу вышеозначенных обстоятельств и кайзеровского азартного флотостроительства переместился с третьего места в списке потенциальных угроз британской морской гегемонии на первое. Со всеми вытекающими… При этом САСШ уже с начала 1902 года, а точнее, с момента заключения договора Хэя – Паунсфота, уже не потенциальный противник, а тайный союзник.
Таковы итоги тайной дипломатии Великобритании с момента восшествия на трон короля Эдуарда VII и его решительного отказа от политики «блестящей изоляции». Всего за каких-то три-четыре года мир изменился. И продолжал стремительно