и судимость была погашена.
Несмотря на мои успехи, отец был недоволен моим выбором профессии и явно расстроился, что я не желаю продолжать семейное дело. Через восемнадцать месяцев службы меня замучило чувство вины, и в 1977 году я взял трехмесячный отпуск без содержания и вернулся в магазин отца, чтобы дать напольным покрытиям последний шанс. Я не продержался и двух месяцев. Мне было настолько тоскливо среди образцов линолеума и ковров, что я вернулся в Департамент полиции задолго до конца отпуска.
Только через пять лет службы отец наконец признал, что гордится мной. У меня просто камень с души свалился, и я ощутил небывалый прилив сил.
Я больше не сомневался в своем выборе.
Всю поездку от Хеббронвилла до Хантсвилла, которая стала для меня первым серьезным шагом навстречу карьере в правоохранительных органах, – все пять часов – я рыдал.
В Техасском колледже искусств и технологий в Кингсвилле я учился по специальности «Социология» и теперь ехал на трехмесячную стажировку в Департамент исполнения наказаний штата. Работа в тюрьме, где содержались самые жестокие преступники, приговоренные к смертной казни, сулила мне зачет в колледже и небольшую оплату.
У меня мурашки по телу бегали от нетерпения.
Родители очень переживали и уговаривали меня отказаться от поездки. На самом деле были и другие причины, по которым мне не следовало уезжать из родного города на юге Техаса. В семье случилось горе: моей маме, Алисии, на днях поставили диагноз «рак груди». Для глубоко верующей добропорядочной женщины, которая за всю жизнь не выпила ни капли алкоголя и не выкурила ни одной сигареты, это был удар. По воскресеньям мама ходила в церковь и всегда успевала накормить отца, меня и моего старшего брата Хорхе. В Хеббронвилле непросто сводить концы с концами. Небольшое семейное ранчо приносило весьма скромный доход, и каждое лето мы с братом помогали отцу чинить забор и управляться со скотом. В самые трудные времена мама оставалась неисправимой оптимисткой. Даже когда из-за рака ей удалили обе груди. В пятницу вечером она любила играть в бинго в церкви. Она ни разу не выиграла ни пенни, но всегда говорила, что от выигрыша ее отделяла буквально одна цифра.
Мама уговаривала меня остаться, едва сдерживая рыдания. Отец – его все называли Чучо – это уменьшительное от полного имени Хесус – тоже не хотел меня отпускать. Он считал, что стажировка в среде самых жестоких преступников штата попросту опасна. Опасна! И это говорил ковбой, прославившийся на всю ковбойскую столицу Техаса. Да он вообще никого не боялся! Однако мне было тесно на семейном ранчо, которое досталось отцу от деда, и надоело смотреть, как моя семья едва сводит концы с концами. Пришло время покинуть техасский городок, ютившийся у железнодорожной станции. Отказаться от первой реальной работы в органах правосудия было выше моих сил.
В дорогу я взял совсем немного вещей, чтобы родители видели, что я уезжаю не навсегда и скоро вернусь. Я бы выполнил