что он мог сказать? Последние записи в личном деле Уэйда говорили не в его пользу. Из-за нестабильного состояния его временно отстранили от работы в ОПА. А ты, напротив, показывала образцовые результаты. Баллы на вступительных тестах были близки к максимальным. Допрос на полиграфе не выявил лжи – лишь недосказанность по нескольким пунктам, что, по мнению Уэйда, объяснялось пережитой травмой. Да и твои успехи в крупном отделении полиции говорили сами за себя. В общем, – заключила Шона, – директор одобрил твою кандидатуру.
– Вот почему Уэйд так со мной держится… – Нину вновь захлестнула обида. – Он по-прежнему считает, что мне не место в ФБР!
– Прости за эти откровения, но раз уж вы теперь напарники…
– И как мне работать с Уэйдом, если я ему не доверяю?
– Так и работать, – вздохнула Шона. – Конечно, можешь отказаться, но если все-таки продолжишь – теперь, по крайней мере, тебе известен расклад.
Подумав, Нина с предельной ясностью поняла, что этот расклад ей давно уже привычен: она – одна.
Платой за допуск к самому важному расследованию в ее карьере станет партнерство с агентом, который чуть не помешал ей работать в Бюро. «Так нечестно», – хотела сказать Нина. Но говорить не стала. Они с Шоной понимали это без слов.
Под пристальным взглядом наставницы Нина произнесла:
– Если мне дают выбор: принять бой или отсидеться в сторонке, – я сражаюсь. Всегда.
Глава 7
Центральный бойцовский клуб «Стальная клетка», Вашингтон, округ Колумбия
Внимательно осмотрев рассечение над левым глазом, боец, известный под прозвищем О́дин[20], взял иглу и проколол ею край рваной раны. Боль нахлынула раскаленной волной – чтобы проверить его на прочность, затравить, одолеть. Не поддавшись, Один протянул хирургическую нить сквозь распухшую плоть.
– Твою ж мать! – выругался позади Соррентино. – Ты и правда ничего не чувствуешь?
Вглядываясь в надтреснутое зеркало, Один проталкивал иглу сквозь противоположный край раны, наблюдая, как вздувается кожа под напором металлического кончика.
– Я все прекрасно чувствую. – Он потянул за нить, стягивая кромки рассеченной плоти. – Просто держу себя под контролем. Сам решаю, реагировать или нет. – Он снова проткнул кожу стальным острием. – Я сам себя укрощаю.
– Кого-кого, а Налетчика ты знатно укротил! – хохотнул Соррентино.
Один позволил себе довольно ухмыльнуться. Эндрю «Налетчик» Беннетт осмелился вызвать его на бой. Теперь этот дурень познавал все прелести разрыва селезенки.
Так испокон веков был устроен кровавый спорт. Наблюдая за боем, толпа вымещала скрытую ярость, а гладиаторы боролись за славу. Правда, у Одина имелось тайное преимущество. Он отличался от других – от всего человечества. Природа щедро одарила его нужными генами, да и по части упорства ему не было равных. Больше ни в ком так не сочетались физические данные и незаурядность ума. Брызги пота, вкус крови на