ранний час? Может, мадам Барбье пришла взять плату за номер?
Она быстро спрятала газету в ящик стола, а ручки и документы отца – под матрас. Мать даже не пошевелилась. Ева знала, что должна открыть дверь, – если затаиться, мадам Барбье может что-то заподозрить. Ну да, это точно мадам Барбье, кто же еще? В конце концов, полицейские вряд ли бы стали стучать так вежливо. Они колотили бы в дверь, а потом бы просто вышибли ее, если им не открыть. Убедив себя, что по другую сторону двери нет никакой опасности, Ева слегка приоткрыла дверь и выглянула в темный коридор.
Прошло полсекунды, прежде чем ее глаза привыкли к полумраку, и еще столько же, пока она, к своему ужасу, не осознала, что это не мадам Барбье. Перед ней стоял тот самый человек, который следил за ней в городе: высокий, худой, хромой мужчина в плаще.
Ева в ужасе открыла рот, но подавила крик и попыталась захлопнуть перед ним дверь, однако он мгновенно поставил ногу в образовавшуюся щель.
– Пожалуйста, мадемуазель Фонтен, – быстро проговорил он. – Я не причиню вам вреда.
Ева тщетно старалась закрыть дверь. Ее сердце бешено колотилось. Он назвал ее мадемуазель Фонтен, а значит, мадам Барбье выдала ее – кто еще мог ему сказать их фальшивые имена?
– Чего вы хотите? – возмутилась она. Он заговорил, но она прервала его. – Подойдете ко мне хоть на шаг – закричу.
Тут Ева вспомнила, что в номере находилась ее мать, которая способна спать в любой обстановке.
– Мадемуазель, я вас прошу. Не нужно этого делать. Честное слово. Я – друг.
– Друзья не ходят за вами по пятам и не являются среди ночи, – возразила Ева.
– Вообще-то хочу обратить ваше внимание, что я дождался, пока рассветет. – Его глаза улыбались. Еву поразило, каким неожиданно добрым выглядело его лицо. Ворот плаща больше не скрывал его, и она смогла полностью рассмотреть лицо незнакомца: чисто выбритый подбородок, большой рот, ямочка на левой щеке, совсем как у ребенка. Он показался ей моложе, чем вчера. На шее у него под белым воротничком поблескивал золотой крест.
– Кто вы такой? – спросила она.
– Я – отец Клеман, – ответил он. – Настоятель церкви Сен-Альбан, которая стоит на холме.
– Священник? – с недоверием спросила она. – Зачем католическому священнику преследовать меня по всему городу?
– Я приношу свои искренние извинения. Я не думал, что это будет выглядеть так явно. – У него был смущенный вид. – Я… х-м… впервые такое делал.
– Что делали?
Он почесал затылок.
– Понимаете, мадам Барбье рассказала мне о ваших документах.
У Евы все тело напряглось.
– А что такое? Они в полном порядке.
– Да, собственно она именно так и сказала. – Он запнулся. – А еще она сказала, что ваша мать по документам русская эмигрантка. Но на самом деле она вовсе не русская.
– Это неправда, – возмутилась Ева, чувствуя, как загораются ее щеки.
У отца Клемана был смущенный вид.
– Понимаете, мадам Барбье родилась в России. Она