его «Очарованная душа». Открываю для себя Горького. Но не того официального, который «Мать» и «Буревестник», а его пьесы, «Человек», «Часы». Томик Евтушенко удается получить всего на несколько часов в читальном зале, торопливо переписываю любимые стихотворения.
Прощай, любимая!
Я твой
угрюмо,
верно,
и одиночество —
всех верностей верней.
Пусть на губах моих не тает вечно
Прощальный снег от варежки твоей.
В эти годы ведутся модные дискуссии о физиках и лириках, противопоставляется одно другому, я пытаюсь совместить.
Решаю задачу у доски на семинаре по оптике и вдруг замираю, останавливаюсь. Наш удивительный Никольский, оценивающий студентов по своей десятибалльной системе, внимательно смотрит на меня: «Вы могли бы учиться на „отлично“, не пойму что вам мешает. Недостаточная трудоспособность? Недостаточно любви к физике?». Скорее всего, и то, и другое.
Моя влюблённость на третьем курсе. Володя кладет мне руки на плечи: «Физик! Электронщик! Женись на такой! Уходишь в экспедицию – пачки писем, а их будут пачки, потому что почта работает нерегулярно. Приходишь из экспедиции – куча сплетен». Молчу. Ну и не женись! Подумаешь! Откуда, кстати, такие представления и не у него одного, что физики – это рестораны, поклонники. В сессию, особенно летнюю, когда из других общежитий доносится музыка, встречаются гуляющие парочки, мы сидим над конспектами и учебниками, как проклятые. Легко учиться разве что в группе педагогов, но их всего двадцать пять человек из более трёхсот студентов на курсе.
Кто же знал, что будет так больно, когда он внезапно женится на другой! Сижу над конспектами, а перед глазами его лицо: волнистые волосы, бакенбарды на висках, ямочка на подбородке. В читальном зале шумно, поднимаю недовольный взгляд, Володя в дверях как будто спотыкается об этот взгляд, торопливо уходит. А после каникул эта его поспешная женитьба: «Так вот, Ниночка (она), это Галка (я) … Так получилось… Прости меня!..» Подхожу к общежитию, а взгляд невольно поднимается к окнам его комнаты. Тёмные, опять тёмные, он с ней.
Стою на каком-то общем профсоюзном собрании в огромном зале химического военного училища, чувствую спиной взгляд с балкона. Оборачиваюсь – Володя. Смотрю на него издалека в раздевалке, его постоянно заслоняют, а меня начинает трясти противной мелкой дрожью.
Через год он начинает разводиться, она изменяет, да и не любила, похоже. Возможно, и беременность была не от него, воспользовалась его «порядочностью», чтобы прикрыться. Её из лыжной секции выгнали за разврат, Володя об этом не знал. Он начинает мне звонить, приходит. Я и простить не могу, и забыть не могу. Мучаюсь, не верю ему, встревожились родители, начались нелады с учебой, ссорюсь с соседками по комнате в общежитии.
Начинается аритмия, вегето-сосудистая дистония. К одному экзамену готовлюсь лёжа, один сдаю после сессии,