что бы мы там творили без старшего товарища. Подобные походы были не в новинку, но этот планировался сроком на неделю. Разбили лагерь, поставили палатки, натаскали дров, распределили съестные припасы, и остальное время уже работало на нас.
Батя углубился в рыбалку, а мы принялись выплёскивать из себя дурь. Сколько же её скопилось за розовые школьные годы! Мы носились по берегу Волги в одних набедренных повязках, где спереди висел лопух, а сзади не было ничего из соображения, чтобы оттуда быстрее детство вылетало. Подобное проветривание весьма способствовало всему намеченному, но лишь в дневное время. Вечера же, хоть и у костра, провоцировали на знакомства с истинными хозяевами положения и данной местности в целом. Голодные и злые, они облепляли наши незащищённые места, насыщались и, уже довольные и толстые, улетали прочь, уступая место новым, уже наслышанным о появлении на их территории свежей крови различных групп и степеней жирности. Человеческая натура вечно чем-то недовольна, зимой ей надо лета, а летом хочется на Северный полюс вместе с сидящими на тебе комарами.
Но длительная жара, как известно, к добру не приводит. Природа требовала встряски, и она произошла. Неожиданный ураган набросился на родное Поволжье. Палатки снесло как носовые платочки и перемешало всё, что в них находилось. Наши по тем временам модные длинные волоса встали дыбом и, в соответствии с порывами ветра, метались как у Медузы Горгоны.
Я вцепился в свою гитару как Страдивари в любимую скрипку, сожалея, что это не рояль. По Волге гуляли валы с белыми барашками, но в силу малого разгона в цунами никак не вырастали. Впрочем, мне кажется, что к примеру, долгий, скучный и тупой дождь был бы значительно менее приятен, нежели непродолжительный, хоть и разрушительный шквал. Да и повод появился для долгих, но уже осознанных действий по восстановлению лагеря. Для нас это явилось предвестником больших перемен. Чёрные от загара, опухшие от комаров, но зато не унесённые ветром, мы по истечении намеченной недели наконец-то вернулись домой, где узнали, что ураган повеселился и там, снеся крышу Дворцу спорта.
Вечером, уже дома, я обнаружил у себя температуру где-то в сорок градусов. Но на счастье мне был предложен гранёный стакан с чистым девяносто-шести-градусным спиртом. В совокупности это составило 136. Но, когда я хорошо проспался, утренний градусник показывал уже 36,6. Молодой организм сделал своё дело, но вот куда девались оставшиеся 100 градусов, с точки зрения математики это уже парадокс. Видимо, это сфера действия других наук.
ЭПИЗОД ТРЕТИЙ
Ну, а теперь об этих самых науках, грызть гранит которых нам предстояло.
Наша четвёрка временно разделилась по интеллектуальным соображениям, хотя дружить и встречаться мы продолжали всегда. Славка, друг детства и сосед по детсадовскому горшку, и Лёша Сим, впоследствии солидный общественный деятель, имели технический склад ума и поступили, соответственно, в политехнический. А я и Лёша Сав по причинам, упомянутым мной в начале, выбрали строительный, благо внедриться туда после спецшколы было нетрудно. Правда, перед поступлением