Глебов повиновался.
– Рубаху задери. Спиной повернись. Зубы на месте? – старик прошелся сухими кулаками по синякам, оценил реакцию Андрея на боль и сделал вывод:
– Внутренности не отбиты, ребра целые, зубы на месте. Тебя, что – детсадовцы били, или омоновцы? Так вот, мил человек, это тебя и не били вовсе. Это тебя уговаривали быть умненьким и благоразумненьким, показывали, что будет, если будет не по-ихнему. Вот мой ребус и разгадался, – он удовлетворенно откинулся на подушку.
– Да? – тупо спросил Андрей.
– Им от тебя завтра понадобится явка с повинной. А так как человек ты с криминалом совершенно незнакомый, они и организовали эдакую массированную психическую атаку: тут и убегающий опер, и изверги-омоновцы, и пресс-хата…
– Да зачем им это все?! – с отчаянием выкрикнул Андрей, – я же не убивал!
– Это ты так говоришь, – холодно заметил дядя Яким, – а ключики от хаты – это, мил человек, улика…. Ладно, не кипятись. Был у меня знакомец один, давно, правда. Гулял он как-то по парку чудесным летним вечером. Гуляет себе, пивко попивает, к легкомысленным девушкам клеится, короче, наслаждается жизнью. Вдруг видит – у лавочки корчится мужичок, а в груди у того ножик торчит, из стороны в сторону колышется. Выпимши был знакомец-то, то есть дурак – кинулся к мужику на помощь. А какая помощь? Ясное дело – перво-наперво ножик из мужика вытащил. Молодой был, не знал еще, что пока ножик в ране, кровь наружу вытекает, а как только перо на волю – кровь внутрь идет и человечек быстро помирает. Так и случилось – дернул наш дурачок железку, мужик булькнул что-то пару раз и отлетел. Тут моему знакомцу вдруг руки за спину крутят и ведут в отделение, где моментально вешают на него жмурика, поскольку жмурик-то вот он, ножик, которым его порешили, в руке у моего знакомца, отпечатки пальцев наисвежайшие, пятна крови на одежде – что еще надо прокурору для счастья?! Разве что пара-тройка приводов за мелкое хулиганство не помешает, а этого добра у него было намного больше.
В дверь громко стукнули, потом хриплый голос крикнул:
– Отбой! Дядя Яким, я свет тушу, лады?
– Спокойной ночи, Петр Сергеевич, – также громко ответил охраннику старик и продолжил рассказ:
– Даже адвокат не верил в его невиновность. Да что – адвокат! Родная мать не верила! И на зоне никто не верил. Дали ему на всю катушку, без права на амнистию. Вошел он в зону испуганным и огорченным, вышел форменным зверем, забубенным, или как говорят теперь – отмороженным. По мокрухе – большой специалист. А все оттого, что ему никто не поверил. Никто! Кроме меня.
– Кроме вас?
– Я с ним много позже познакомился, когда он свою историю уже почти никому и не рассказывал. А тут не спалось что-то, слово за слово…
– А поверили почему?
Дядя Яким пожевал губами, помолчал с минуту. Когда Глебов уже и не надеялся услышать объяснение, вдруг тихо сказал:
– Времени много прошло. Только историю его не сам он рассказывал, а его