буркнул:
– Пошли. Мама есть зовёт.
Однако Степаныч остался лежать. На всякий случай. И, пожалуй, он не прогадал.
Из кухни долетали громкие голоса, без искажений и завалов по всему частотному диапазону.
– Я тебе сказала не приводить никого!
– Ты сказала, чтобы бабу не приводил.
Вовчик, которому было хреново, нехотя отбивался. Превосходящие силы пошли в новую атаку.
– Сам еле держится, и этого привёл. Ночью стоят, шатаются. У! У! За косяки хватаются.
– Дай попить.
– Попить ему! Ты говорил, не пьёшь.
– Не пью.
– Сколько лет, как уехал, всё сказки!
– Мам, ну дай попить.
– Лучше бы бабу привёл!
– Тебе не нужна баба. Характерами не сойдётесь…
– Тебе нужна, на!
Раздался глухой звук. Металл нашёл контакт с обтянутой кожей поверхностью.
– По лбу-то зачем? – воскликнул Вовчик. – Сам налью!
Он прошёл в свою комнату, отхлёбывая из одной кружки, другую протянул Степанычу, который, залпом выпив напиток, произнёс: «божественно…». Вовкина мама сама делала квас, и получалось это у неё действительно «божественно». Так казалось наутро после возлияний.
– Иди есть! – на кухне загремели посудой. – Грей тут ему опять.
– Пошли, дядя Паш.
Степаныч замялся. Интеллигентность брала своё.
– Она сказала «иди», а не «идите».
– Пошли, пошли. Я её знаю. Наложит обоим.
– Эх, – Степаныч отвернул глаза в сторону, – сейчас бы граммчиков сто…
– Да уж, – интонация не позволяла определить позицию Вовчика по вопросу. – У тебя не запой часом?
– У меня отпуск, – то ли обиделся, то ли согласился Степаныч.
Вовчик почесал затылок:
– Ну, как у меня, в общем. После вчерашнего разница между нами стёрлась.
Павел Степанович, как был, – в рубашке, брюках и ботинках, – сел на краю кровати.
– Что это было? Люди, полиция. Ресторан? Мы были в ресторане?
– Сударь, Ваше платье помято. Да и лицо тоже. Это тебе приснилось.
Дядя Паша прошёл к окну, задумчиво водя ладонью по щетине. Его не интересовал вид за окном, нет, – он сегодня не доверял обрывкам своих воспоминаний. Полиция, люди, сидячая забастовка на асфальте. Или это ему действительно приснилось? А ресторан? Тоже?
Размышляя, он отвернулся от окна, заметил Вовкин причудливый телефон на столе. Рука сама потянулась к чужой трубке: посмотреть, пощупать, ощутить его на ладони.
– Стой, укусит! – крикнул Вовчик, но было поздно.
Вскрикнув, дед отдёрнул руку, с недоумением разглядывая пальцы.
– Кусается, гадина!
– А нефиг зариться на чужое. Пошли!
Степаныч долго умывался в ванной, а перед кухней остановился, не решаясь войти. Так и топтался в дверном проёме.
– Дядя Паша, ты смотри, так можно и ложкой в лоб получить, – шепнул ему Вовчик.
– А этот, синий, что стоит? Пусть садится! – скомандовала