И тихонько качал, посадив на острое колено, как на лошадку…
…
Ноябрь в этом году был на редкость противным. Правда, когда он бывает хорошим, этот последний месяц перед долгой зимой? Геля металась между дочуркой, интернатом и матерью с ее проблемами и вечной неустроенностью. Анна начала часто болеть, у неё крутило суставы, резко взлетало давление, и она по несколько часов лежала, положив мокрое полотенце на голову. В такие дни Аля (правда теперь, она уже почти забыла это свое, детское имя, и, как-то незаметно стала Ангелиной, Гелей. Казалось, что вместе с детской тоненькой шкуркой, она сбросила и своё нежное имечко) рвалась на части и часто брала Ирку с собой. Там, в светлой тишине класса, разместившись со всем своим нехитрым хозяйством на заднем ряду, девочка что-то лопотала на своем языке, пеленала медвежонка Мишку, перевязывала ему лапку и делала укольчик тоненьким карандашом. Ребята могли часами возиться с ребенком, они ее обожали.
– Петка, дай.
Девочка тянула к светловолосому Петьке ручку, в такие минуты тот готов был отдать все, что она просила. Но иногда голубые глаза мальчишки сверкали ревностью, особенно когда Геля нежно ласкала дочь.
– Какой-то он все ж сумеречный…
У злюки Верки был свой язык, которым она точно определяла каждого из воспитанников, и, несмотря, на вздорный характер и явную нелюбовь к детям, ошибалась редко.
– Ты бы держала Ирку подальше. Ишь – сверкает своими пуговицами.
– Вер, не дури. Несчастный ребенок.. Ты знаешь, что он два дня в картонной коробке, завязанной веревкой провел, пока его не нашли? И не жрал дня три. А пил ли? Там все мозги перекособочило, его вытягивать надо, за уши, его любить сейчас надо, а ты злобишься.
– Ну ты у нас одна такая жалостливая, а все скоты.
– Ладно. Успокойся. Все будет хорошо.
…
Жуткий ор, переходящий в плач, такой знакомый и жалобный, натянул нервы до предела, и Геля бросилась на звук. Крик доносился из соседнего класса, где осталась Ирка с тремя воспитанниками рисовать красные звезды карандашом в альбоме. Геля вихрем влетела. На полу, вся трясясь, как в лихорадке, орала Ирка, показывая пальчиком куда – то в сторону. Петька стоял у окна, отвернулся и всем своим видом показывал, что он тут не при чем, и ему все до лампы. Двое ребят сидели на скамейке и испуганно смотрели на влетевшую воспитательницу. На полу, пришпиленный за лапы иголками, лежал кудрявый Мишка. Его мягкий животик был безжалостно вскрыт. Ошметки ваты валялись на полу.
Геля подошла к Петьке, присела. Взяла его за подбородок, повернула к себе. Он смотрел зло, упрямо вздернул голову.
– Зачем ты, Петь?
– А чо она? Лучше всех что ль?
Геля обняла ребенка, крепко прижала к себе, поцеловала в макушку.
– Я тебя очень люблю. Честно-честно.
Петька заплакал…
Глава 2. Володя
Петька с того случая прилепился к Геле, как бездомный щенок к новому хозяину. Она тоже чувствовала близость к ребенку, но ребята косились, желающих