отпусти, Лачо, больно.
– Так и у меня болит, золотая, душу ты мне всю сожгла, жить как? Все убила, семью мою околдовала, ведьма.
– Ты себя спроси, как это получилось. Ты ушел, не я. Да что ворошить прошлое, ушло оно, все давно сгорело. Отойди, дай пройти.
– Мэ надживава битеро*, что напрасно слова тратить. Со мной пошли, ты не жена, теперь, не девка, тебе терять нечего. Пошли, будешь со мной.
– Знаешь, милый. Кто раз предал – предаст и еще. Нет!
Лачо прижал Гелю к забору, потянулся к лицу. Геля резко оттолкнула его в сторону, цыган чуть не упал, но удержался и влепил ей пощечину, хлестко и больно. Обомлевшая Геля на секунду, казалось, потеряла сознание, но быстро опомнилась и, сделав пару шагов назад, крепко зажала головки кувшинок в кулаке и стеблями, как хлыстом, стеганула парня по лицу. Потом, перехватив связку поудобнее, бешено била голове, плечам, куда попадет, выплескивая всю боль и обиду последних лет. Лачо неловко и как- то по-бабьи закрывался руками, выкрикивая какие – то свои злые, цыганские слова. От ворот бежали Борька и Владимир.
раны, сыр дживэса?*– красавица, как поживаешь?
Мэ надживава битеро* – я без тебя не могу
Глава 5. Меры
– Знаешь, как я устал? И еще у меня появилось нехорошая привычка. Я думаю…
– Думаешь?
Тот, кто сидел слева так удивился, что его большие, пушистые крылья встрепенулись, сделали один холостой взмах и слегка порозовели. От этого невольного движения ожил и пронесся мимо несильный, но прохладный ветерок, и тот, кто сидел справа, ухватился за край гладкой синей тверди и еле удержался.
– Не маши так, что ты сквозняк устроил? Я и без того сегодня неважно себя чувствую. Да еще вот… это… думаю…
Тот кто сидел справа – красивый, хоть и слегка сутулый старик в пушистой безрукавке подвинулся поближе к тому, кто сидел слева. Странно посопел слегка длинноватым носом, отодвинул порозовевшее теплое крыло, чтобы оно не мешало своим трепетом и, наклонившись к самому уху, чуть поморщившись от того, что острый нимб уперся ему в щеку, прошептал: «Мне кажется, я неправильно поступаю. А Справедливость перестала быть Высшей»
– В смысле?
Ангел так удивился, что развернулся всем своим полупрозрачным телом к Мастеру Меры и плотно сложил крылья, как озябший голубь.
– Ты сомневаешься в Высшей Справедливости? В том, что Она есть?
– Кто может сомневаться в Высшей Справедливости? Разве только глупец… Нет, конечно. Просто я думаю, не слишком ли простыми мерами мы меряем Добро и Зло. Вот скажи мне! Ты всю жизнь жил праведно, любил Его, помогал бедным, не убивал, не прелюбодействовал. У тебя целый мешок добрых шаров, они не помещаются уже ни в твоем доме, ни в твоей душе. И вдруг ты украл пятачок у богатого. Тебе положен черный, ну – или хотя бы серый шар?
Ангел качнул белокурой головой и улыбнулся.
– Нет, я же у богатого и всего пятачок…
– А если ты украл все последние деньги у бедного?
– Ну еще бы. Конечно положен. Ты зачем спрашиваешь?
– А если