кучу детворы…
Томас потемнел, в глазах было жестокое разочарование. Он с тоской посмотрел на ровную гладь болота, где застыли, как вклеенные в смолу, широкие листья, потом с ненавистью покосился на Яру. Женщина, повернувшись спиной, усердно терла платье. Со спины она выглядела виноватой.
Спали, как коней продавши. Или без задних ног, как говорил Томас. Ночью квакало, хлюпало, по ним прыгало что-то мокрое и склизкое, у Томаса пытались утащить мешок с чашей, так ему показалось. Не просыпаясь, он подмял что-то, придушил, а мешок снова подгреб под себя. Он всегда спал, чувствуя чашу щекой и обеими ладонями.
Утром он очнулся от ощущения внезапной перемены. Раздался звук, словно кто-то незримый тронул басовую струну, но откуда она здесь? Разве что шмель сердито гуднул возле уха, но шмели на ночь замирают полуживыми комочками…
Темное небо меняло оттенки. Нет, даже цвета. Чернота сменилась лиловостью, на глазах налилась грозным фиолетовым. Томас настолько сжился с этим миром, даже болотным, что все чувства насторожились еще до того, как проснулся, а сердце стукнуло сперва вопросительно, потом, уверившись, что не ошиблось, пошло стучать сильнее и чаще, нагнетая горячую кровь в мышцы, готовя к неожиданностям безжалостной жизни.
Над болотом небо стало цвета побежалости металла, какая бывает на лезвии перекаленного меча у нерадивого кузнеца. Казалось, вот-вот оттуда посыплются искры из-под колес боевой колесницы языческого бога.
Шагах в пяти от Томаса сухо, словно лопались переспелые арбузы, крякнули камни. Он вжался в землю, даже пальцы вогнал.
В неподвижном темном воздухе неслышно возник полупрозрачный столб света!
Мир застыл. Умолкли сонные болотные птицы, волны перестали шлепать в берег, но мир, так показалось Томасу, словно бы вздохнул с облегчением. Наконец-то! Вернулся скрепляющий стержень, на котором держится все и вся. Теперь все пойдет на лад.
Столб полыхал, сердце Томаса сжималось от тоски и тревоги. Свет выглядел древним, если такое можно сказать о свете, ведь это единственное, что не изменилось в нашем кровавом мире с момента его сотворения. И все-таки свет был не тот, который он видел ежечасно. В нем гремела торжествующая мощь тех времен, когда мир был молод, беспечен и бесшабашен. Когда по этим местам неслись конные армады киммеров, скифов и других древних народов. А может, и еще более древних, когда по земле ходили только боги, ныне ставшие демонами. И каждый оставлял частичку силы здесь, в этом свете…
Томас боялся шелохнуться, чтобы видение не исчезло. Яра спала рядом, бледное лицо было изнуренным. А в призрачном свете медленно проступило грозное лицо. Глаза полыхнули, в грозном веселье раздвинулся кроваво-красный рот. Лик был ужасен, но Томас не мог оторвать глаз. Это был демон, огненный демон, однако в нем била ключом та неземная мощь, что заставляет не только восхищаться – мы ведь признаем достоинства врагов, – но и вызывает преклонение.
Страшный голос, сухой треск искр, проревел негромко, но Томас сразу ощутил, как ослабли члены, а во рту стало сухо.
– Кто вы, посмевшие?
Яра