и двигаясь к двери вслед за Митрофаном.
Ему навстречу бодрым шагом направлялся Владимир Мещерский, человек среднего роста, плотной комплекции, темноволосый обладатель роскошных, ухоженных усов.
– Доброе утро, любезный Павел Матвеевич, – прогудел он зычным баритоном, – ну, каково спалось? В добром ли Вы здравии и матушка Ваша, Дарья Кирилловна? Каковы мысли о предстоящем Рождественском бале? Намерены посетить сию вакханалию в нынешнюю пятницу? А я, друг мой, только из игорного дома, до утра пулечку* в вист расписывали. Однако, друг мой, проигрался я нынче в пух – гудел он, похохатывая и похлопывая себя по бёдрам, и, как казалось, совершенно не ожидая каких-либо ответов.
– Ежели, знакомство какое нужное завести или девиц местных обсудить, так лучшего времени, как на балу и не найти, уж поверьте, – хохотал он, по привычке подкручивая ус правой рукой.
– Да будет Вам, Владимир Венедиктович, какие девицы? О женитьбе я пока и не думаю, – с улыбкой отвечал Павел, – а не желаете ли, любезный Владимир Венедиктович, выпить с нами чаю?
– Премного благодарен, не откажусь, – прогудел Мещерский, – ах, любезная Дарья Кирилловна, чрезвычайно рад видеть Вас в добром здравии! – воскликнул он, увидев, вошедшую в комнату, матушку Павла, – Простите за ранний визит. А слышали Вы, бал в собрании устраивают по случаю Рождества? – спросил Владимир, целуя ручку Дарье Кирилловне.
Мать Павла, ещё не старая женщина, сорока четырёх лет от роду, была стройна, миловидна и любительница покоя и уюта. Светская жизнь мало занимала её. Но поговорить о модных новинках с подругой, Апполинарией Андреевной она была не прочь. И по два раза в неделю дамы навещали друг друга для таких бесед.
Павел подошёл к матушке. Дарья Кирилловна была одета в пышное платье оливкового цвета. Украшением его служили кружева ручной работы оттенка зрелой вишни. Поверх платья на плечи была накинута ажурная шаль с длинными кистями.
– Доброе утро, маменька. Как почивали? – поприветствовал он её.
– Да, слава Богу, мой друг, – ответила Дарья Кирилловна, проходя к столу, и присаживаясь на стул, заботливо подвинутый Митрофаном.
– Прошу Вас, чаёк у нас уж очень хорош, на травах, – с доброй улыбкой пригласила она к столу Мещерского.
– Благодарствуйте, не откажусь, не откажусь, – гудел Владимир, – а, что же, на бал намерены Вы ехать? – снова спросил он.
– Да, балы-то эти больше для вас, для молодёжи, а нам только дома сидеть по-стариковски, с вышиваниями, – улыбнулась светлыми глазами в ответ Дарья Кирилловна.
Ведя непринуждённую светскую беседу, они пили чай небольшими глотками из тонких фарфоровых чашек. На столе стояли закуски: масло, сливовый джем, мягкие белые булочки с хрустящей корочкой. Здесь же был белужий балык и тонко нарезанная холодная говядина с прослойками жира, яйца, сваренные вкрутую, и севрюжья икра в маленькой изящной вазочке. После завтрака, гость выкурил сигару, и, спустя ещё полчаса, откланялся и собрался уезжать.
– Экий