Аристотеля (по А. Ф. Лосеву): По сообщению Цицерона, Аристотель собрал, сопоставил и объединил всех старых писателей по риторическому искусству, начиная от Тисия. Предписания каждого из них он записал с великой тщательностью, разъяснил трудности и старательно истолковал. При этом он настолько превзошел самих этих первых основателей риторики красотой и краткостью речи, что никто уже не захотел знакомиться с их предписаниями из их собственных книг, но все желающие понять, к чему в действительности сводятся их советы, обращались к книге Аристотеля как гораздо более удобному объяснению [Лосев, Тахо-Годи 1982, с. 144][10].
Аспекты риторической деятельности Аристотеля: О доминировании монологической формы произведений над диалогическими
Характерные черты риторической практики Аристотеля (по А. Ф. Лосеву): С одной стороны, «ступени перехода Аристотеля от сократической манеры к почти строгому монологическому изложению являются внешним выражением внутреннего философского развития самого Аристотеля» [Лосев, Тахо-Годи, 1982, с. 56]; с другой стороны, аристотелевский монолог продолжает оставаться диалогическим по сути, его «диалогичность состоит в том, что аудитория с ее возможными возражениями и контрречами все время имеется им в виду» [Рождественский 1999, с. 142].
Умнейший царь, Филипп Македонский не мог не заметить талант такой силы и пригласил Аристотеля в воспитатели к своему сыну Александру. Как отмечает Квинтилиан, Аристотель не принял бы на себя этой должности, если бы не был уверен в том, что «начала наук, будучи изложенными самым правильным и наилучшим образом, ведут к совершенству» [Лосев, Тахо-Годи 1982, с. 98].
Представления Аристотеля о должной речи находятся в неразрывном единстве с его идеальными педагогическими воззрениями. По свидетельству Цицерона, он и у молодых людей «развивал не только тонкость рассуждения, нужную философам, но и полноту средств, нужную риторам, чтобы обильно и пышно говорить „за“ и „против“» [Лосев, Тахо-Годи 1982, с. 62].
Кроме того, понимание Аристотелем должной речи как диалога (содержательного, а не формального) адресанта* речи с адресатом* по важнейшим мировоззренческим проблемам уже в античности предопределило приоритетное* представление о содержании и способах обучения и воспитания. Согласно этим представлениям, содержание обучения должно состоять не столько в передаче определенной суммы знаний, сколько в использовании знаний для мировоззренческой ориентации будущего гражданина, для формирования его убеждений, умения (и желания!) их отстаивать.
Что же касается способов обучения и воспитания, то риторика у Аристотеля не столько метод познания человеческой души и внутреннего воздействия оратора вообще на человеческие души, как ранее у Платона, не столько метод создания высказывания, обладающего воздействующей силой, как позже у Квинтилиана, но и (в продолжение сократовской традиции) путь движения к истине – в совместных изысканиях и сотрудничестве[11].
Аристотель неоднократно