васильках поднималась и опускалась в такт его дыханию.
– Колышется, как лодочка, – заметил Джехангир, – а твой живот делает волны для нее.
– Только бы ни у кого морская болезнь не началась, – сказал Нариман, едва не пролив суп с ложки, которую подносил ко рту.
– Что, Куми забыла дать тебе утром лекарство? – спросила Роксана.
– Я принял таблетку, – пробормотал Нариман. – Просто сильно устал сегодня. Завтра будет лучше.
Джехангир подошел к дивану. Постояв минутку, он заявил, что хочет кормить дедушку.
– Это не игра. Ешь свой суп, пока он не остыл.
Джехангир мгновенно выхлебал суп и вернулся к деду.
– Теперь можно?
Нариман кивнул Роксане.
– Но я тебя предупреждаю – поаккуратней, – сказала она, подавая сыну мисочку, – дедушка только что надел чистую рубашку.
– Да, мам.
– И не заставляй его рот набивать, как ты сам делаешь!
– Да я знаю, мама, – нетерпеливо ответил Джехангир, – я знаю, дедушка жует медленно, я видел его зубы.
На балконе лежало неразвешенное белье. Роксана принялась встряхивать и вешать мокрые вещи, хмурясь от того, что они уже успели подсохнуть, поглядывая в комнату, проверяя, как ведет себя Джехангу. Балконная дверь служила рамой для жанровой картинки: девятилетний мальчик с удовольствием кормит с ложечки семидесятидевятилетнего старца.
Вдруг ее охватило странное чувство – нечто, подобное озарению. Отделенная завесой мокрого белья, держа в руках рубашку Йезада, она чувствовала, что наблюдает священное таинство; она желала бы удержать бесценный миг, ибо инстинктивно знала, что миг станет дорогим воспоминанием, источником силы в тяжелые времена.
Джехангир зачерпнул очередную ложку супа и поднес к дедовым губам. Заметив прилипшую рисинку, Джехангир осторожно снял ее салфеткой, не дал упасть.
На мгновение Роксане открылся смысл всего, что есть в рождении, жизни и смерти. Мой сын, думала она, мой отец и пища, которую я сварила…
К горлу подступил горький ком. И – минуло, остались только слезы на глазах. Роксана вытерла глаза, улыбаясь и удивляясь, потому что не знала, когда явились слезы и отчего. Довольство на лице отца, понимание собственной значимости на лице Джехангу – и озорные искорки в глазах обоих.
– Осталось совсем немножко, дедушка. Давай самолетом.
– О’кей, но осторожно.
– Бигглз забирается в самолет, – начал Джехангир, поднимая ложку, – закрывает кабину.
Он изобразил включение двигателя, объявил, что колодки убраны и самолет готов к взлету. Ложка описала несколько кругов в миске, поднялась в воздух, качнулась и круто пошла на снижение.
– Готовимся к посадке, дедушка.
Нариман широко раскрыл рот.
Ложка прицельно села, он сомкнул губы – пища была благополучно сгружена.
– Теперь последняя, – объявил Джехангир, выскребая со дна остатки, – готов?
На сей раз воздушная акробатика была еще сложнее.
– Открыть бомбовый люк!
Рис просыпался