могут только дети…
Следственные действия члены Комиссии производили обычно в зале Зимнего дворца или в Петропавловской крепости, в старом Комендантском доме, где когда-то допрашивали декабристов.
Однако в тех случаях, когда не требовалось составления официального протокола, Николай Константинович Муравьев предпочитал общаться с арестованными лицами прямо в камерах.
По характеру службы секретарю Чрезвычайной следственной комиссии Александру Блоку приходилось теперь видеть и слышать то, чего обыкновенно почти никто не видит и не слышит, и что немногим вообще приходится наблюдать раз в сто лет. Нервы и мозг его находились в постоянной работе, а дело, которым ему пришлось заниматься, оказалось весьма интересным, но трудным, и отнимало у него чрезвычайно много времени и все силы.
Блок в 1917 году
«Когда мозги от напряжения чуть не лопаются (кроме того, что нужно держаться определенной умственной позиции, надо еще напрягать внимание, чтобы не упустить чего-нибудь из виденного и слышанного), тогда легче, а когда отойдешь, очень не по себе: страшно одиноко, никому ничего не скажешь и не с кем посоветоваться. Не знаю, как дальше все будет, не вижу вперед…» – писал Блок матушке в имение.
Например, как-то за день ему пришлось обойти с Муравьевым восемнадцать камер подряд – в первую очередь для того, чтобы согласовать отредактированные протоколы допросов. Сначала они посетили царского военного министра Сухомлинова, потом пошли к его жене, обвинявшейся в шпионаже, про которую Блок записал, что она «стерва», и что ее он бы точно «повесил, хотя смертная казнь и отменена». После них были старикашка Штюрмер, Протопопов, Маклаков… затем «гадкий» Курлов, убежденный черносотенец Дубровин с «погаными глазами»… генеральша Ольга Лохтина… несчастная фрейлина Вырубова, которая жаловалась на издевательства и унижения со стороны солдат, которые плевали ей в тюремную еду…
Дворцовый комендант Воейков оказался существом ничтожным, охотно давшим показания по всем вопросам. Еще меньше понравился Блоку пресловутый князь Андронников – мерзкий тип с пухлым животиком и сальной мордой. Помнится, с появлением посетителей князь угодливо подпрыгнул, чтобы затворить форточку, но до форточки каземата не допрыгнешь, так что получилось неловко. Однако особенно поразил тогда секретаря Комиссии жандармский полковник Собещанский, который ранее присутствовал при казнях, а теперь стал похож на жалкую больную обезьяну…
Но вот последний царский военный министр Беляев, министр внутренних дел Макаров, директор департамента полиции Климович и вице-директор департамента Виссарионов, как ни странно, произвели на Блока впечатление умных и честных чиновников. Они вели себя на следствии довольно смело и с большим достоинством – в отличие от своего коллеги Кафафова, несчастного восточного человека с бараньим профилем, который постоянно дрожал и плакал, что сойдет с ума в тюремных стенах… очень глупо и жалко.
Под