достигая затылка, где стискиваю в кулаке и оттягиваю назад, отчего её глаза смотрят в мои снизу вверх. В них загорается знакомый огонёк.
– Черт, а тебе нравится это. Чтобы тебя завести, нужно только пальцами щёлкнуть. Так на тебя влияет грубость?
– Ты не знаешь, что мне нужно, – шипит Одри, качнув головой, но я всё равно не отпускаю её волосы.
– Тебе не надо быть милой со мной. Быть кем-то другим. Ты можешь не сдерживаться. Быть сумасшедшей, дикой, буйной. Любой. Можешь кричать, воевать, бить, убегать, набрасываться. Со мной ты можешь всё. Быть кем угодно, потому что я принимаю тебя такой. Я хочу тебя такой.
– Ты не знаешь, какая я.
– Ты такая же, как я, – указательным пальцем очерчиваю изгиб её губ, провожу до местечка чуть выше ложбинки между грудей и останавливаюсь, подхватив тонкую цепочку.
Глаза Одри представляют собой бездонные блюдца, с золотой каймой по краям.
– Ты прячешь это вот тут. Свой огонь.
Я касаюсь её губ своими, оставляя слабый поцелуй.
– Ты отдашь его мне. Он принадлежит мне.
Одри сглатывает.
Огибаю пальцами её изящную шею и ловлю подбородок. Как же чертовски охренительно от неё пахнет. Чистая сексуальность, которую излучает девушка. И мои любимые духи. На ней они становятся в сто крат слаще.
– Наш первый раз… – хрипло произношу я. – Второй раз должен был пройти намного лучше.
Я сжимаю челюсть, чувствуя неприязнь, разливающуюся по венам. Мне не нравится, что она могла смыть с себя мой аромат, что может пахнуть кем-то другим. Собственник во мне изголодался. Сначала ты пробудешь дозу ради забавы, а потом не понимаешь, как тянешься за добавкой.
– Кто это был, Одри? Кто был после меня?
– Пошёл ты! – она отталкивает меня.
Вовремя балансирую и остаюсь в вертикальном положении, ранив разве что стул, в который врезался.
Мои пальцы больше не путаются в её волосах, а ощущение потери возвращается.
– Пошёл ты, Трэвис!
Недоверчиво щурюсь, замирая на месте.
В глазах Одри пылает необузданная ярость. Она сжимает кулаки. Её тяжёлое дыхание нарушает образовавшуюся тишину. Если зажечь спичку или зажигалку, мы тут же рванём из-за сгустившего напряжения. Воздух такой плотный, насыщенный опасностью, как газовый баллон. Поразительно, что хлипкий алюминий способен удержать взрывчатое вещество.
Я слышу клокот собственного сердца.
– Никого не было, – низким голосом произношу я больше для себя, нежели для неё.
Нахожу её взгляд.
– После меня никого не было. Ты так и осталась моей.
– Я изменю это меньше, чем через час, – вздёрнув нос, заявляет Одри.
– Нет, не изменишь.
За долю секунды она пополняется смелостью и отталкивается от комода.
Она подходит ближе и пробегается пальцами по моей груди. Они останавливаются у пряжки ремня джинс, и она бесцеремонно запускает руку в карман, клянусь, специально задевая мой не менее напряжённый член, готовый взорваться.
Тень улыбки пробегает по её