пользования, запрещающие, например, играть священнику на гуслях, быть актёром и женатым на актрисе, заниматься живописью, если взялся писать иконы и т.д. Однако, священники, не говоря уж про рядовых прихожан, и играют (и на гуслях и на гитарах и пр.) и пишут художественные книги (живопись в слове) и снимаются в кино и мн.др. Но КАК? Каков основной смысл всех экстраполяций и экспансий? Разве не в проповеди? Другое дело, что эти проповеди, как и те, что мы говорим в храме, не всеми понимаются адекватно и тем более не всеми принимаются, по разным личностным психологическим и мировоззренческим причинам. Но своя аудитория, паства, понимающих есть у любого оратора, пастыря, пусть и не всегда многочисленная. Я бы был против, если бы дети мои занимались творчеством, рассчитанным на щекотание низких страстей ради развлекаловки, но никогда не буду против высокого искусства словесности ли, музицирования, изображения ли. Чем и сам стараюсь заниматься по мере своего скудоумия.
05.02.2010
Страшный Суд
«Тогда праведники скажут Ему в ответ:
Господи! когда мы видели Тебя алчущим, и накормили?
или жаждущим, и напоили?»
Матф.25:31–46
Вот, всем всё понятно – корми голодных, пои жаждущих (надеюсь не водкой? хотя и это не так однозначно), посещай больных и арестованных, давай ночлег бродягам–паломникам (или кажущиеся странными учения изучай?) и войдёшь в Радость Господина своего как верный раб со всеми овцами, вместо того, чтобы как раб ленивый быть выброшенным со всеми козлами во тьму внешнюю (в ночь из дома).
«Не всякий, говорящий Мне: "Господи! Господи!", войдет в Царство Небесное, но исполняющий волю Отца Моего Небесного» (Матф.7:22). Не всякий говорящий, но всё же кто–то из говорящих, т.е. молящихся, ходящих в храм, войдёт. Это те, кто ходил в храм, чтобы научиться и научились там кормить, поить, одевать, принимать, посещать или те, кто уже умел это? Гипотетически допускаю, что кто–то и может научиться этому вне храма, но о себе и о многих своих знакомых дерзну предположить, что нам это не доступно. Вот хоть режьте меня (лучше только мысленно), так оно моему скудоумию представляется. Без храмовой атмосферы, культуры и философии мне (нам) было бы трудно фокусироваться на постоянно теряющихся из вида ориентирах и приоритетах. Даже, несмотря на то, что эти культура и философия наполняет собой культуру и философию кое–где и кое–как и вне храма. Свет Христов просвещает всех и добрых и злых (и церковь и кабак), но мне в церкви этот Свет как–то более виден.
«Вы сделали это одному из сих братьев Моих меньших» (Матф.25:31–46) – «одному из», т.е. совсем не обязательно часто и каждому? «братьев Моих» – а если сделали не Его брату? На всех, разумеется, братьев Его у нас ни сил, ни времени, ни провизии всяко не хватит. Его братья – это те, что голодают не из–за пьянства, лености и собственного нерадения; те, что болезни принимают без ропота, со смирением и покаянием; те, что в тюрьмах сидят, осознавая вину, даже если сидят за другое, чего не совершали. Вот недавно,