будто в каждом что-то подмечая.
Смешливый был тави, лёгкий на подъём с теми, кто был к нему близок на лестнице иерархии. Всегда улыбался единственной на всю крепость девушке – дочери повара, и та рдела щеками, а перед папенькой оправдывалась, что просто мимо пара из котла с общим супом прошла. За ним по крепости, не отставая ни на шаг, всегда таскался кот, большой, серый в чёрную полоску, со смешными чёрными кисточками на ушах. Сошёл бы за кедира, но был слишком пушистый с безумно красивым длинным хвостом. Они похожи были – и зверь, и хозяин: оба лощённые, любимые жизнью.
Позади раздались шаги, и мальчишка обернулся. Думал, что первый, но оказался единственным: генерал без спроса вытянул у него из руки стрелу и вновь отвернулся в сторону леса.
– Тави Гринд, можно Вас на минуту?
Мужчина, прищурившись вдаль, нашёл взглядом поражённые, никакого зла ему не сделавшие, цели в виде трёх птиц и одной до сих пор дёргавшейся белки. Ожидавший хоть какого-то вердикта мальчишка дождался, чтобы ему кивнули в сторону деревьев.
Кинувшись подбирать добычу, которую разрешили унести с собой, будущий солдат уже ни о чём не задумывался.
Белка была случайной жертвой. Самаэль Гринд в целом не испытывал никакой ненависти к этим маленьким созданиям, если они не портили лес. Последним рыжие красавицы занимались в крайне редких случаях, а сам мужчина ещё не променял должность с великого генерала на лесника, так что… Белка в любом случае была случайной жертвой. Можно было смело заявлять, что она попала под горячую руку, и там же рисковал оказаться стоявший на почтительном расстоянии капитан дворцовой стражи.
Впрочем, желание на кого-то ругаться пропало, едва визитёр вывалил на тави ушат информации, основная мысль которого заключалась в необходимости немедленно явиться во дворец.
Вышедший на полянку с тремя мёртвыми птицами в руках, мальчишка замер и почувствовал, как с лица сползла улыбка. Он остался у подножия крепости совершенно один, и теперь вынужден был тащить домой и оставшиеся стрелы, и лук, и добычу.
2.
Её звали Олли.
Вообще-то, Оливия – матушка очень любила всё саадалийское – но она предпочитала Олли и даже не стремилась представляться своим полным именем. Во дворце её, счастливицу из южного крыла, так бы и знали, если бы не один человек, раскрывший всем настоящее, саадалийское, резавшее имперский слух, имечко. Возмущаться не приходилось: какая дура будет ворчать, что ей не нравится её имя, когда её выдают замуж за самого Владыку?
Олли всё же ворчала. Фыркала, ругалась, плакала и трижды до свадьбы пыталась убежать. Две попытки предпринимала после свадьбы. Когда сказали, что её выбрали, потому что она была стройна, хороша собой и имела огненно-рыжие волосы, да румянец на щеках, Олли порывалась обстричься под корень. Проклинала батюшкину наследственность, а потом снова плакала, но перестала – в тот самый день, когда её представили будущему супругу.
Олли попала в южное крыло, когда ей было пятнадцать. Ещё не совсем взрослая официально,