буркнул это вслух, потому что справа от меня раздался явственный смешок, и знакомый голос сказал:
– Видишь вон ту дверь? За ней столы, на которых куча всякой еды! Потихоньку туда проберись и ешь, сколько в тебя влезет. Только иди тихо! Чтобы не мешать людям смотреть!
Я кинул на Асура благодарный взгляд, и тихо-тихо, как он и просил, стал продвигаться к заветной двери. Двигаться приходилось очень медленно, чуть ли не со скоростью минутной стрелки. Прошло минут пять, прежде чем я оказался у вожделенного дверного проема. И это еще быстро! Народ стоял довольно-таки плотно, и мне приходилось «просачиваться» между увлеченных зрелищем людей.
Кстати, смотрели они просто-таки взахлеб – глаза вытаращены, губы влажные от слюны, доставленной на них кончиком облизывающего языка. И это не только мужики – юные девушки, девицы, взрослые дамы – таращились на артистов так, что казалось – сейчас бросятся на них и подомнут в яростном сексуальном порыве. Рупь за сто – Императору нравится шокировать свою аристократию, выставляя перед ее представителями такие эротические игрища. А сам смотрит на происходящее и хихикает – мол, смотрите, а руками не трогайте. Мое! В общем – какое-то стадо возбужденных козлов и козлих, а не лучшие люди империи, соль земли здешней.
Впрочем – а может он и не издевался? Может наоборот – знал, что нужно его подданным и давал им именно это? Жаль, что Альгис мало интересовался такими вот императорскими причудами. Дворцовые дела точно прошли мимо него.
Кстати сказать, все эти актеры были рабами, так что в их наготе для аборигенов не было ничего удивительного. На полях рабы всегда трудятся полностью обнаженными – чтобы не портить одежду. И никто не считает такое их поведение чем-то предосудительным. Наоборот – надсмотрщики покрикивают, требуя от рабов обоего пола расстаться с надетыми на себя тряпками и не вводить хозяина в лишние траты на одежду. Человек ведь не порицает животных за то, что они ходят голышом. А то, что животные так напоминают человека…так это никому не интересно.
О Создатель! Спасибо тебе! Спасибо за жареных перепелок! За бараний бок, печеный на костре! За ванильные пирожные с кремом! За холодный сок из запотевшего серебряного кувшина! Я счастлив! Еще бы меня постоянно не хотели убить – я был бы тогда совершенно, безудержно счастлив!
Косточки птичек хрустели на зубах, я едва успевал их выплевывать. Ароматная, пряная зелень торчала у меня из уголков рта, как усы у тюленя, сок лился рекой в пересохшую, изжаждавшуюся глотку…мне было хорошо.
Занятый усиленным питанием я все-таки не выключил свой «радар», и когда ко мне сзади кто-то приблизился – немедленно, но осторожно развернулся, держа в руке острую стальную двузубую вилку. Меч у меня рукоятью привязан кожаными ремешками к ножнам (требование этикета), кинжал – пока долезешь под камзол – уже потеряешь голову. В буквальном смысле слова. То же самое касается метательных ножей. А вот вилка – она всегда под рукой. Меня учили использовать для защиты и нападения любые бытовые предметы – начиная с вилки