держит львов, чтобы натравливать на них собак, – объяснил Грегуар.
– Хорошо бы его самого запереть в клетку с теми и другими, – буркнул его господин.
– Наверное, им страшно, – вздохнул Юсти.
Тангейзер заметил среди мусора несколько обнаженных тел, возможно, братьев юноши. Надеясь, что молодой гугенот их не видел, он отвел мальчиков в сторону.
– Сомневаюсь, что львы способны бояться, – заявил он. – Идем к месье Паре!
Тангейзер и его спутники пересекли площадь. Стефано повел их сначала к реке, а затем на восток, мимо череды открытых пристаней. Еще один поворот, на этот раз на север – и они оказались на улице, по которой герцог де Гиз – если Матиас правильно сориентировался – вел за собой убийц. Часовой с алебардой посмотрел на крест на груди госпитальера, на капрала с его ношей и не стал их останавливать.
Иоаннит ускорил шаг, обогнал Юсти с факелом и пошел вдоль самых домов на восточной стороне улицы. Его глаза уже привыкли к темноте. При этом всякий, кто приблизился бы к ним, смог бы увидеть только пламя факела в трех шагах позади, а сам Тангейзер остался бы незаметным на фоне стен. Квартал состоял из постоялых дворов, пансионов и мастерских ремесленников, которые обслуживали дворец. Тангейзер уловил запах воска и терпентина[15]. Улица словно замерла, ошеломленная волной прокатившегося по ней насилия.
За темными окнами и запертыми дверьми молились семьи, объятые страхом перед грядущим днем. Замки не были препятствием для убийц – двери просто сбивали с петель тупыми концами алебард. На выбитых и на распахнутых дверях были грубо намалеваны белые кресты, на которых еще не высохла краска. У одного из домов рядом с выбитой дверью лежал ряд тел, босых, в ночных рубашках с мокрыми черными пятнами – людей построили вдоль стены и проткнули пиками. Колокольный звон здесь звучал громче, но его перекрывали доносившиеся из дома голоса: один, мужской, проклинал Бога, другой, более тихий, пытался успокоить его. Тангейзер слышал плач и вопли насилуемых женщин. От женского крика у него все перевернулось в душе. Он остановился, чувствуя, как изнутри у него поднимается волна ярости. Нет, это не подходящая ночь для поисков справедливости – не стоит даже пытаться!
Подавив стыд, рыцарь двинулся дальше.
Внезапно перед ним возник угол здания, словно выросшего из земли, чтобы расщепить улицу надвое. Широкая дорога вела на восток, узкая – на север. Матиас свернул на восток. Снова выбитые двери, а у стен – еще теплые трупы с широко раскрытыми ртами в лужах черной, густеющей крови. Направо и налево отходили многочисленные переулки, растворявшиеся в темноте. Затем показалась арка, ведущая неизвестно куда, и еще одна улица справа.
Тангейзер следовал за поворотами улицы, мимо переулков и отгораживавших внутренние дворы ворот, пока вдалеке не показался широкий перекресток. Там, в темноте, мерцала дюжина факелов, желтый свет которых отражали лезвия алебард. Всадники. Послышались торжествующие крики, в которых сквозила еще не утоленная жажда крови. Госпитальер оглянулся.
Показался Стефано, а за ним и мальчики.