делал происходящее еще более отвратительным. Девочка повернула голову и посмотрела на Карлу. Выражение ее глаз изменилось и стало понятным графине.
В них полыхала ненависть.
Карла поняла, что Эстель ревнует. Девочка видела в ней соперницу в борьбе за любовь Гриманда.
Итальянка в очередной раз почувствовала, как в животе у нее зашевелился ребенок – гибкий, нетерпеливый, любопытный. Она ощущала его интерес к внешней жизни, энергию, жажду приключений – качества, которые сама старалась в него заложить. Прижав ладонь к животу, Карла ощутила спинку и правое плечико ребенка. Ей хотелось успокоить его, внушить, что теперь неподходящее время для любопытства, что нужно еще немного подождать. Мышцы матки напряглись – снова начались схватки, и длились они дольше, чем предыдущие. Графиня чувствовала, как внутри ее тела зреют могучие природные силы, исходящие не от нее, а от земли, времени, божественной любви – силы, которым нет предела, которые не зависят от ее желаний и чувств и которым нет дела до возможностей ее организма.
Затем женщина положила руки на колени и закрыла глаза, хотя голову при этом не опустила. Ей удалось сдержать стон. Она не хотела отвлекать жестокую шайку от унижения Жоко и сосредоточилась на дыхании. Схватки ослабли, но напряжение осталось. Карла поняла, что уже не сможет полностью расслабиться до рождения ребенка – если она вообще до этого доживет. Путешествие началось, точнее, началась последняя часть пути, который она разделила со своим ребенком. По крайней мере, нужно в это верить. Итальянка подумала, что она вращается на колесе судьбы, остро ощущая жизнь и смерть и в то же время словно наблюдая за ними со стороны. Ей предстояло раскрыть не только свое тело, но и душу, ей нужно было подчиниться ребенку. Если он желает появиться на свет в мире демонов, значит, именно в этом мире она его выкормит. Если ей при этом суждено стать преградой для дьявола, она без колебаний встанет у него на пути. В храбрости она не должна уступать своему малышу – иначе им обоим не выжить.
Это действительно звучат отчаянные удары колокола? Или ей кажется?
Карла открыла глаза.
Жоко был полностью сломлен, он едва дышал. Гриманд отпустил его голову, наступил ногой ему на шею и выпрямился. Графине захотелось крикнуть: «Прикончи его! Убей!», и она содрогнулась от отвращения к самой себе. Главарь воров, словно услышав этот невысказанный крик, повернулся и вопросительно посмотрел на женщину: челюсти у него сжались с такой силой, что было слышно, как заскрежетали зубы. Его глаза горели жаждой убийства, и Карла даже засомневалась, не произнесла ли она эти слова вслух. Но нет. Гриманд взмахнул кувалдой, указывая на шайку юных подонков, которые после жестокой расправы над одним из их товарищей, казалось, еще больше восхищались своим предводителем.
– Тот, кто хочет ударить собаку, всегда найдет палку. Таков мир, в котором мы живем, дети мои. А я его повелитель, – объявил бандит.
Затем он убрал ногу, и Жоко отполз на четвереньках в сторону, давясь обгорелой шерстью и кожей собаки и подвывая от боли в сломанных ребрах. Потом юноша встал,